Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче Страница 7

Недавние исследования кадастровых записей Винчи с 1451 по 1459 год позволили нам получить список всех возможных Катерин, как замужних, так и девиц, и только одну из них можно отождествить с матерью Леонардо: Катерину ди Антонио ди Камбио, родившуюся в семье мелких землевладельцев; проблема, однако, в том, что в 1452 году этой девушке исполнилось всего четырнадцать, а не двадцать пять.

Существуют также исследования, указывающие на другую Катерину, дочь-сироту жалкого бедняка по имени Мео Липпи, вместе с приютившей ее бабушкой живущую на ферме в Маттони, между Винчи и Кампо-Дзеппи; но и ей всего пятнадцать, к тому же замуж она выйдет вовсе не за Аккаттабригу, а за другого землевладельца из Маттони, Таддео ди Доменико ди Симоне Телли.

Наша Катерина, которую никак не отождествишь ни с одной из Катерин в Винчи и его окрестностях, судя по всему, пришлая: вероятно, из Флоренции, поскольку именно во Флоренции сер Пьеро постоянно жил и работал с самого начала 1451 года, после длившейся больше года командировки в Пизу; причем в период июня-июля он находился во Флоренции безвыездно[24]. Стечение всех этих вводных (несхожесть с другими Катеринами, упомянутыми в кадастровых документах окрестностей Винчи, и, следовательно, вероятное нездешнее происхождение; постоянное проживание Пьеро во Флоренции; 25 лет, возраст в то время уже преклонный для незамужней женщины), похоже, предполагает совершенно иной вывод: а что, если Катерина была рабыней?

С учетом царивших тогда в обществе обычаев, подобная ситуация выглядит вполне правдоподобной. После грандиозного упадка, вызванного эпидемией «черной смерти» в 1348 году, в Европе для преодоления нехватки рабочей силы было вновь введено рабство. История эта малоизвестна, а возможно, и вовсе стерта из нашего коллективного сознания, поскольку она напрямую связана с темными сторонами так называемой западной цивилизации, возникшей как раз в эпоху Возрождения: имперской и колониальной экспансией, капитализмом, глобальной эксплуатацией природных ресурсов и человеческого труда.

А началось все на рубеже XIV–XV веков, когда через Средиземное море тянулась непрерывная вереница кораблей, груженных рабами, мужчинами и женщинами. Шли они из черноморских портов, принадлежавших генуэзцам и венецианцам: Кафы в Крыму и Таны в устье Дона. На итальянском и особенно флорентийском рынке были востребованы девушки и молодые женщины – красивые, высокие, сильные, как правило русского, татарского или черкесского происхождения. Учитывая дороговизну приобретения и содержания, позволить их себе могли далеко не все: только семьи богатых патрициев и торговцев.

Даже Козимо Медичи, позже прозванный Старым, который возглавлял Синьорию до самой смерти в 1464 году, привез себе из Венеции черкешенку Маддалену, с которой прижил сына Карло, будущего пресвитера. Невольниц, считавшихся низшим слоем общества, приобретали для работы в качестве служанок, сиделок, а также наложниц или сексуальных рабынь; если же последним случалось зачать, то после родов их можно было вполне успешно использовать в качестве кормилиц для хозяйских детей или сдавать в аренду. Однако собственных отпрысков у них забирали, передавая в благотворительные учреждения вроде Воспитательного дома и способствуя тем самым восстановлению численности населения.

Катерина, как и Мария или Маддалена, может считаться типичным для рабыни именем, которое заменяло при крещении в католичество изначальное имя такой девушки; однако оно могло быть и ее настоящим именем, восходящим к восточному культу святой Екатерины Александрийской.

Рабынь по имени Катерина во Флоренции было великое множество. Скажем, в старом доме Ванни, куда в 1449–1451 годах частенько захаживал Пьеро, жила «рабыня Катерина», которую Ванни по завещанию оставил жене Аньоле. Приложения к завещанию от 29 ноября 1449 года также были составлены сером Пьеро собственноручно. Впрочем, эта Катерина после смерти Ванни в 1451 году перешла на службу к монне Аньоле, с тех пор у нас нет никаких документальных свидетельств ни о ней, ни о каких-либо ее отношениях с нотариусом.

Однако на жизненном пути серу Пьеро встретилась и еще одна рабыня по имени Катерина. Свидетельство об этом оставил не кто иной, как рыцарь Франческо ди Маттео Кастеллани, ученый-гуманист, близкий кругу Козимо Медичи, покровитель поэта Луиджи Пульчи. Франческо – наследник прославленного, хотя и обедневшего рода, и в его роскошном дворце Кастелло д’Альтафронте, что на Лунгарно, совсем рядом с Уффици (ныне здесь располагается музей Галилея), по-прежнему видны остатки былого величия. Как и многие современники, он посвятил немало времени написанию книги воспоминаний, в которой мы находим и заметку о рабыне, нанятой в мае 1450 года в качестве кормилицы для его дочери Марии за весьма немалые деньги, восемнадцать флоринов в год: «Mccccl[25]. Помню, как в мае <…> дня указанного года Катерина, дочь <…> раба монны Джиневры, жены Филиппо, иначе Донато ди Филипп[о], прозванного Тинта, столяра, явилась занять место кормилицы для Марии, дочери моей, с жалованьем восемнадцать фл. в год, начиная с указанного дня и далее в течение двух или трех лет согласно нашему соображению, доколе так или иначе необходима будет девица, дающая здоровое молоко. На сих условиях пришли к согласию мы, а именно супруга моя с означенной монною Джиневрой, в присутствии Рустико ди <…> торговца, с учетом того, что означенную монну Джиневру должно внести в красную книгу, помеченную А, на сч. 56, где она указана будет кредитором и дебитором на всю сумму выданного в означенном размере жалованья».

Разумеется, в этом фрагменте «Воспоминаний» присутствует некоторая неопределенность (как, например, зовут мужа Джиневры, Филиппо или Донато?), оставлены пробелы (для даты, имени отца Катерины и торговца Рустико). Вероятно, Франческо описывает это событие спустя какое-то время и не запомнил деталей. Торговец Рустико, выступивший посредником между высокородной матерью Франческо, монной Джованной Перуцци, и монной Джиневрой, мог зваться Бартоломео ди Марко ди Бартоломео дель Рустико – его отец, известный ювелир, работавший в Аннунциате и Палаццо деи приори, простолюдин с писательскими амбициями, на протяжении многих лет создавал уникальную рукопись о воображаемом путешествии, «Доказательство похода ко Гробу Господню», которую украсил яркими рисунками пером и акварелью: от прекрасно знакомых ему церквей Флоренции до невиданных, сказочных городов Леванта[26].

Самая странная деталь здесь – выражение «Катерина, дочь…»: за ним должно было следовать имя отца, которого Франческо теперь уже не помнит. Очевидно, это имя ему кто-то назвал. Случай уникальный, поскольку имя рабыни в документах подобного типа именем отца никогда не дополняют: для той, кого и за человека не считают, происхождение значения не имеет.

Однако два с половиной года спустя на первом форзаце своих «Воспоминаний» Франческо добавляет еще одну заметку: «Сер Пьеро д’Антонио ди сер Пьеро составил документ об освобождении Катерины, кормилицы Марии, для монны Джиневры д’Антонио Реддити, хозяйки означенной Катерины и супруги Донато ди Филиппо ди Сальвестро ди Нато, в день 2 ноября 1452 года, с учетом того, что в бумагах по ошибке проставлен день