Грег Кинг - Первая мировая. Убийство, развязавшее войну Страница 68

Ранним вечером в четверг эрцгерцог решил нанести импровизированный визит в Сараево. Он приехал в город вместе с Софией, чтобы посетить знаменитый базар с его бесчисленными лавочками и магазинами, продающими мебель, антикварное оружие, монеты, изделия из золота и серебра, постельное белье, шелковые ткани, ковры. Когда они шли среди палаток, начала собираться толпа людей, по-хорватски приветствующих их «Zivio!». Они нашли магазин Элиаса Кэбилджо, который предоставил мебель и аксессуары для их комнат в гостинице Bosna, и поблагодарили его за заботу и украшения. Франц Фердинанд приобрел несколько ковров и изделий из фарфора, а София изысканные ювелирные украшения ручной работы и подарки для детей. Люди «неистово аплодировали», — вспоминал Никич-Буле свои волнения. Он переживал, что не мог обеспечить им достаточную безопасность, а значит, не справился со своими обязанностями, но оглянувшись внимательнее вокруг, он заметил, что вокруг нет «угрюмых, а только радостные лица». Среди окруживших Франца Фердинанда и Софию людей был и молодой студент, сжимавший в кармане пальто револьвер. Когда пара уже покидала базар, ему удалось подойти к ним достаточно близко. Когда, прощаясь с людьми, они на мгновение остановились, его пальцы сжали рукоять револьвера. Но рядом с Софией стоял полицейский, и его присутствие, видимо, убедило студента, что момент убить ненавистного эрцгерцога еще не настал. Семьдесят два часа спустя Гаврило Принцип уже не испытывал таких сомнений, открывая огонь по Францу Фердинанду и Софии.

Второй наемный убийца скрывался в толпе, собравшейся в Илидже. Франц Фердинанд и София отправились на поиски молодых медвежат, которые бродили по парку в качестве туристических достопримечательностей; когда один медвежонок оказался загнан в угол, эрцгерцог протянул руку, чтобы погладить его, считая, что медвежата ручные, но тот укусил его за палец. Рана была только поверхностной, но эрцгерцог заспешил в отель, мимо толпы любопытных зевак. Среди собравшихся был Неделько Чабринович, но было и много детективов. Один из констеблей заметил молодого человека, подозрительно прячущегося за деревом, и погнался за ним, но Чабриновичу удалось скрыться в наступающей темноте. Его хорошо знали в Сараево, и полицейский позвонил начальнику полиции Герде и сообщил, что Чабринович следил за эрцгерцогом. Герде допустил роковую ошибку. Думая, что речь идет об отце Чабриновича, известном как австрийский шпион, он лишь сказал: «Оставьте его в покое». Три дня спустя, как и его товарищ Принцип, Неделько Чабринович действовал не колеблясь.

Маневры начались в пятницу, 26 июня, и закончились на следующий день. Каждое утро в эти дни, около шести часов, Франц Фердинанд покидал Илидж на специальном поезде, который быстро доставлял его в расположение 15-го армейского корпуса, который сходился в учебном бою со своими товарищами из 16-го армейского корпуса под командованием Потиорека. 22 000 солдат перемещались по горам в дождь, туман и даже под идущим временами мокрым снегом. Эрцгерцог наблюдал их передвижения в полевой бинокль. Поздним субботним вечером, когда маневры как раз закончились, зашуршали кусты и перед эрцгерцогом появился незнакомый мужчина, держащий в руках какой-то черный предмет. На него сразу набросились детективы, думая, что это анархист, но эрцгерцог рухнул от смеха. «Это придворный фотограф! — крикнул он. — Отпустите его! Это его дело! Вы же знаете, что каждый должен зарабатывать себе на жизнь, как он может!»

Пока муж был занят на маневрах, София посетила Сараево. Она позвонила своему сыну Максу, который уехал сдавать экзамены в Вену, и сказала ему слова поддержки, а потом отправилась в город на машине с открытым верхом. Здесь она осмотрела католические и православные храмы, приюты, монастырскую школу и ткацкую фабрику, где она купила несколько ковров. Первыми в ее списке посещений стояли благотворительные организации: Великая мечеть, Сараевский молодежный центр, францисканский монастырь, мусульманская школа для девочек и турецкий приют — всем им нашлось место в этом удивительно космополитичном городе. Она делала пожертвования от имени ее частных фондов и «проявляла живейшую заинтересованность во всем». Иезуит отец Антон Пунтигам, уже исполнявший когда-то роль личного исповедника Франца Фердинанда, тепло приветствовал ее в Августинской монастырской школе, а студенты осыпали эрцгерцогиню букетами роз и пели ей серенады и патриотические песни. Она дарила старшим ученикам фотографии своей семьи, а младшим — коробки конфет. «Где бы она ни оказывалась, — писала газета Sarajevski List, — собиралось множество людей и радостно приветствовало ее». Их сопровождали несколько полицейских, но, по мнению барона Морсея, все они казались «крайне некомпетентными» и плохо контролировали нетерпеливую толпу.

В Сараево и Илидже заканчивалась суббота, 27 июня. Когда последние лучи заходящего солнца осветили украшенные флагами и баннерами здания на набережной Аппель, заговорщики встретились на постоялом дворе Semiž и шепотом обсудили все детали готовящегося убийства, укрепив свою смелость вином. Чабринович нервничал, в последние дни он много пил, а встречаясь со своими знакомыми, постоянно говорил, что «что-то должно случиться» во время визита эрцгерцога. Принцип, напротив, казался спокойным и сосредоточенным; он вскоре покинул своих друзей и пришел на городское кладбище, где возложил венок на могилу Богдана Жераича, студента, который в 1910 г. пытался убить генерал-губернатора Боснии и Герцеговины. Его шанс должен был прийти на следующий день.

В восьми милях от этого места, в Илидже, Франц Фердинанд и София отдыхали в гостинице Bosna, готовясь к вечернему праздничному ужину. Эрцгерцог подготовил специальную речь, в которой были и такие слова: «Лояльные чувства, которые вы проявили от лица правительства провинции, доставили мне и моей жене истинное удовольствие». Барон Румерскирх предупредил эрцгерцога, что даже такая мелочь, как слова «моя жена», входящие в эту речь, могли вызвать осложнения, так как текст выступления наверняка будет донесен до Вены. Франц Фердинанд с неохотой, но все же исключил упоминание Софии из текста своего выступления.

В тот вечер в обеденном зале отеля на праздничный банкет был приглашен сорок один гость, в том числе высокие военные чины, представители церкви и гражданские чиновники. Франц Фердинанд сидел по одну сторону праздничного стола, между Потиореком и президентом боснийского парламента, а София — напротив него, между римско-католическим архиепископом Сараево и православным архиепископом Сараево. Французские двери были распахнуты, и душистый теплый ночной воздух из цветущих садов заполнял зал. Музыканты военного гарнизона Сараево исполняли мелодии Шумана и Штрауса. Меню было роскошным: potage régence (крем-суп с рисом и рыбой), soufflés délicieux и blaquette de truite en geleé (местная форель), затем курица, баранина и говядина, спаржа и салаты, заканчивая crème d’ananas en surprise (ананасовый крем с обожженным бренди); селекционные сорта мадейры, красное вино бордо, шампанское, венгерский «Токай» и местное вино Zilavka. Гости говорили о маневрах, о Боснии, о недавнем визите в Конопишт кайзера, а новость, что Макс сдал экзамены в Вене, вызвала новые тосты. «Я начинаю влюбляться в Боснию, — отвечал Франц Фердинанд. — Если до сих пор у меня были предрассудки, то теперь они ушли».