Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна - Татьяна Васильевна Бронзова Страница 66

– Тут у нас вещи в купе, – взволнованно кричала хрипловато-грубоватым голосом Лулу через приоткрытое окно. – Мне одной не вытащить.

– Не беспокойся. Я грузчика наняла. Он сейчас к тебе подойдет, – отвечала Ольга, совершенно не узнавая ранее такого чистого и звонкого голоса матери и в удивлении глядя на ее короткую мальчишескую стрижку, которая, впрочем, ей очень шла.

Вынесли вещи. Только после того, как все было погружено на тележку, Лулу, успокоившись, что ничего в купе не забыто и ничего не потерялось при погрузке, крепко обняла дочь.

– Ну здравствуй, родная. Ты стала еще красивей. Просто как картинка, – сказала она. – А как тебе Адочка?

– Выросла, повзрослела… – взволнованно произнесла Оля.

– Адочка, – сказала Лулу, обращаясь к старшей внучке, держащей за руку свою маленькую кузину. – Чего же ты? Подойди. Это твоя мама.

– Вижу, – насупившись, произнесла Адочка, но в сторону Ольги не сделала ни шагу.

– А это наша Маринка, – сказала Лулу, вновь прихватив девочку на руки. – Ходит плохо.

– Мама, давай я понесу, – предложила Оля, но Маринка тут же крепко ухватилась за шею бабушки.

– Не надо, – сказала Лулу. – Она легонькая, и чужих боится. Ты лучше Адочку за руку возьми, а то еще потеряется тут в толпе.

Оля подошла к Аде и обняла ее. Девочка не отстранилась. Оля взяла ее за руку.

– Ну что? Вперед? – сказала она носильщику, и вся группа двинулась вслед за тележкой.

Пока шли к такси, Оля заметила, какие они все худые и как убого одеты. Особенно потрясло ее то, как выглядела мать. Господи! И это Лулу! Жизнерадостная, кокетливая Лулу! Всегда изящные платья, изысканные украшения… Ольга чуть не расплакалась. Как же мама изменилась! А ее Адочка?! Ножки тоненькие, одета как нищенка. Надо завтра же пойти и купить им всем новую одежду.

Вышли на площадь у вокзала, загрузили вещи в такси, поехали. Адочка сразу уткнулась в окно, разглядывая дома, людей, машины, а Лулу с Маринкой на руках сидела молча, глядя прямо перед собой. О чем она думала? О чем вспоминала? Приехали домой.

– Боже мой, сколько здесь комнат! – воскликнула Лулу. – Как этот простор напоминает мне нашу квартиру в Царском Селе.

– Я как раз эту цель и преследовала, нанимая весь этаж, – радовалась Оля.

– Жаль, Костенька не дожил, – печально проговорила мама. – Вот бы порадовался. А ведь я привезла и наши иконы, и семейные фото… Так что создадим тут заново наш домашний уют. А где я могу покурить? – неожиданно спросила она.

– Ты куришь?

– Давно. Так что показывай, где. В гостиной можно?

– Конечно, – ответила Оля, поняв наконец, почему у мамы так изменился голос. Она курит!

⁂

В июне съемок не было, театр тоже не работал, и, накупив всем обновок, Ольга решила свозить маму и девочек на море в Италию. Надо же им набраться сил, поправиться, загореть и полноценно отдохнуть наконец! Да и врач, осмотревший Маринку, рекомендовал отвезти ее к морю.

– Даже не верится, – говорила Лулу, красуясь перед зеркалом. – Море, пляж… Как же давно этого не было в моей жизни!

– Теперь ты понимаешь, как была не права, что не хотела покидать Москву? – спросила дочь.

– Но ведь там Костенька без меня остался. Смогу ли я еще когда прийти на его могилу?..

– Мама, о чем ты говоришь? Надо не на могиле сидеть, а жить! И папа бы сейчас только порадовался за тебя. Вспомни, как он любил видеть тебя нарядной, веселой…

– Да, – тяжело вздохнула Лулу. – Я уже не та. За последние годы вся моя веселость куда-то улетучилась.

– Ну так начинай жить заново!

Всю старую одежду из привезенного мамой багажа Ольга отдала старьевщику.

– Вот зачем ты везла все это тряпье с собой? – возмущалась она. – Три чемодана набила совершенно ненужным барахлом!

– Легко ты нашими вещами раскидалась, – ворчала Лулу. – И платье, что я сама шила для Адочки из своего зеленого, в котором еще в Царском Селе блистала, и пиджак мой любимый, и пальто… Всё выбросила! Зачем?

Вернувшись с итальянского курорта, Лулу уже и не вспоминала о своем любимом пиджаке и старом пальто. В Италии она окончательно вспомнила, что она синьора, фрау, наконец, а не товарищ Луиза Книппер. У нее вновь стал появляться вкус к одежде, к тонкому аромату духов, к украшениям и к тому, чтобы нравиться окружающим. Правда, курить Лулу не бросила и предпочитала крепкие сигареты, а также усвоила привычку еще и ругать те продукты, что покупала у хозяина продуктовой лавки рядом с домом, вероятно, в уверенности, что так он будет давать ей самые свежие из них.

– Вам не кажется, Генрих, что эта колбаса слегка уже заветрена? – говорила она, внимательно разглядывая ее на свет.

– Что вы, фрау Луиза. Колбаса свежайшая. Лучшая колбаса во всей Германии.

– Ну, в Германии, возможно, а вот в России такую колбасу продавали бы в два раза дешевле. И вообще, у нас в России колбасы вкуснее.

– Не знаю, не пробовал. Мало того, слышал, что сейчас в России колбасы вообще нет…

– Да. Сейчас нет. Но я же помню, какая она была до революции.

– А… До революции… – улыбался Генрих, завертывая этой пожилой, но еще очень симпатичной фрау ее покупки.

Лулу довольно быстро освоилась в новом пространстве. Она командовала дома прислугой, ощущая себя полновластной хозяйкой, так как Ольга редко бывала днем дома, и даже нашла себе подруг среди эмигранток-аристократок, живущих тут же в западной части города.

– Сегодня вечером я иду в русский женский клуб, – заявляла она порой, наряжаясь перед зеркалом. – Ужинайте без меня.

Глава восемнадцатая

Англия не дала Художественному театру визу, и гастроли в Лондон отменились. Одни говорили, что якобы лондонский профсоюз драматических актеров протестовал против приезда иностранных трупп, другие были уверены в том, что это консервативное английское правительство не желало видеть актеров из Советской России, а некоторые не без основания даже предполагали, что это элементарные происки американского продюсера Геста, который оказался банкротом и потому сам не смог вывезти труппу, а уступить эту привилегию другому начинающему американскому антрепренеру Юроку не захотел. Какая из этих версий была достоверной, никто толком не знал, но так или иначе гастроли в Англии не состоялись, и Ольга Леонардовна уже в конце мая оказалась в Москве.

А Гест и вправду прогорел за второй год выступлений Художественного театра в Америке, и прогорел крупно! Залы заполнялись лишь на две трети, а в некоторых городах и вообще наполовину, несмотря на то что к репертуару, показанному