Дмитрий Володихин - Царь Федор Иванович Страница 66

Для Федора Ивановича, впервые принимающего участие в большой боевой операции, это зрелище должно было иметь пугающий вид. Он никогда не видел ничего подобного. Множество ратников, отправленных на штурм от его имени, да еще и после подготовки, проведенной с участием соправителя, им назначенного, полегли у вражеских стен. У человека слабодушного подобная бойня могла вызвать уныние, а вслед за тем — стремление поскорее закончить дело любой ценой, отвязаться от него. Но царь не снял осады и, возможно, не столько из-за увещеваний советников, сколько по иной причине. Он чувствовал долг православного монарха; не искал себе этого бремени, с удовольствием избежал бы его, но раз оно легло на плечи, оставалось смириться и поступать, как подобает по царскому сану. А значит, добиться успеха под стенами Нарвы.

Исаак Масса через много лет писал о событиях, происходивших в царском лагере под Нарвой, следующее: «Совершив несколько приступов и потеряв очень много людей [русские полки], возвратились назад, взяв по дороге Ямгород и Копорье; говорят, что Борис намеревался еще раз пойти на приступ и рассчитывал взять город, что и случилось бы, ибо, как утверждали жители, в нем оставалось всего 80 человек, способных к защите, и они решили сдать город, как только будет сделан еще один приступ, но великий князь, опечаленный великим кровопролитием, велел отступить, а Борис через некоторых своих приверженцев распустил по всему лагерю слух, что он единственно из расположения и любви к народу уговорил царя возвратиться, чем приобрел расположение многих простых людей, чему вельможи и дворяне втайне весьма завидовали, но не смели говорить»{172}. Известие это несет в себе много сомнительного. Во-первых, Ям армия взяла не по дороге домой, а по дороге к Нарве, а Копорье осаждал небольшой отряд, отделившийся от главных сил. Во-вторых, откуда у Исаака Массы могли быть сведения, что у Нарвы осталось всего лишь 80 защитников? Неужели бомбардировка и штурм обошлись гарнизону в полторы тысячи убитых? Или автор известия просто опирался на слухи, искаженные прошедшими годами до полного неправдоподобия? И, наконец, главное: монарх, «опечаленный великим кровопролитием», в данном случае проявил твердость. Он не велел возвращаться назад и не стал расходовать людей в новых неподготовленных штурмах. Как сказано в одном из летописных памятников, Федор Иванович велел в диалоге с нарвскими жителями применить «аргумент», имевший большую убедительную силу: «видя их суровство… велел по городу бити из наряду беспретани»{173}. Тяжелые пушки вновь издали львиный рык, на неприятеля вновь посыпались ядра. А пока артиллеристы вели беспощадный огонь, дворяне, стрельцы и казаки готовились к новому приступу.

Федор Иванович не мог просто так, из одного милосердия к своим и чужим воинам отойти от города. Он помнил, чем кончилась для Печенгского монастыря слабость царства. Он знал, что новые признаки военной слабости России могут спровоцировать новый погром какой-нибудь северной обители. Да хотя бы Соловецкой, где еще недостроили крепостные стены![101] Ему требовался успех в назидание шведам.

И русские пушкари продолжали вести огонь, выламывая Нарве зубы. Пролом в крепостных сооружениях постепенно увеличивался…

Самыми важными фигурами теперь оказались не полковые воеводы и не командиры штурмовых колонн, а командующий русской артиллерией окольничий Иван Иванович Сабуров и его помощник московский дворянин Григорий Иванович Мещанинов-Морозов по прозвищу Чудо. Именно их руководству и слаженной работе пушкарей царское воинство обязано большей частью достигнутых успехов.

Шведский главнокомандующий в Ливонии К. Горн оказался вынужден начать переговоры. Он просил отложить новый штурм и прервать бомбардировку на время переговоров. Ожидая сдачи города, наши воеводы согласились дать отдых пушкарям. Но шведские представители обещали русскому командованию слишком мало: они предлагали заключить перемирие, отдав еще не взятый нашей армией Ивангород. Что это значит? Русская армия после больших трудов отвоевывала лишь незначительную часть старинных новгородских областей, оккупированных шведами. Во власти иноземцев и иноверцев остались бы Корела и Копорье. Особенно болезненным для северных областей Московского государства было бы существование шведского плацдарма к востоку от реки Наровы, на полпути к Неве и Ладоге, с форпостом в старинной крепости Копорье. При всем миролюбии Федора Ивановича, он, вероятно, должен был прислушаться к советам воевод и дипломатов: шведы хотят избавить Нарву от падения, отдав немногое. Жизни множества русских ратников, сложивших головы под Нарвой, да и огромные расходы царской казны, снарядившей великий поход на северо-запад, стоили большего.

Бомбардировка возобновилась.

Шведы, потерпев недолгое время, запросили возобновить переговоры. Они требовали значительной отсрочки для того, чтобы «снестись» с королем (и не получали таковую, разумеется). Опять заговорили орудия. Наконец, в полной мере ощутив страшный урон от огня русских пушек, осажденные решились добавить к Ивангороду и Копорье. Что же касается самой Нарвы и Корелы, то их отдавать шведское командование не соглашалось. «В том волен Бог да государь, а им болши тово говорити нечево и помереть они готовы» — так передает слова неприятельских переговорщиков русский источник. Что ж, русской армии противостояли отважные люди, имевшие в своем распоряжении отличную крепость. Надо отдать шведам должное: они, теряя людей и не получая помощи извне, держались твердо.

Нашим воеводам было над чем поразмыслить. Армия могла взять Нарву: бомбардировка причинила ее укреплениям колоссальный ущерб, гарнизон ее уменьшился и не получил какого-либо пополнения, а ратной силы русских полков хватило бы еще не на один приступ. Но при всем том положить у нарвских стен пришлось бы немало народу. К тому же подкрадывалась весенняя распутица. Лед на Нарове начал «портиться», фуражировка приносила все более скудные плоды, а подвоз разного рода припасов от Пскова или Новгорода был затруднен. Армия могла застрять под Нарвой в очень неприятном положении. Ну а Корела (современный Приозерск) располагалась весьма далеко от Нарвы — у северо-западных берегов Ладожского озера. Там русских полков пока еще не видели, серьезности положения Нарвы не представляли и, буде пришел бы из Нарвы приказ отдать крепость представителю Москвы, скорее всего, просто не стали бы его выполнять. Корелу можно было взять, лишь отправив туда еще одну армию… Требовать ее ключи у Горна в Нарве выглядело, думается, нереалистично.