Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин Страница 64

Так получилось, что в конце войны я не принимал участия в боевых действиях. Бои еще продолжались, но непосредственно наш дивизион в них не участвовал. Когда война кончилась, мы находились все там же, в Венгрии. Потом наш корпус направили на Дон, в станицу Каменскую Ростовской области – сейчас это город Каменск-Шахтинский. Там мы пробыли какое-то время – несколько месяцев. Потом пришел приказ о сокращении личного состава кавалерийских соединений, поэтому часть солдат и офицеров вывели из состава корпуса. На этом моя служба в кавалерии закончилась.

– У меня есть несколько «специальных» вопросов к кавалеристам. Если не возражаете, я их вам задам. Вы принимали участие в сабельных атаках?

– Нет. Хотя мы были кавалерией, но действовали как пехота. Подъехали, коноводы увели коней, а мы роем каждый себе окоп и в окопах воюем. То есть, по сути, это пехота, которая просто передвигается на лошадях. Хотя мы себя на фронте пехотой не считали – мы считали, что мы выше пехоты! Но дело-то не в этом. Вот раньше, в Первую мировую войну, кавалерия ходила в сабельные атаки. А в эту войну противник уже мог посадить пару автоматчиков, и все – нас бы постреляли. Поэтому я шашку с собой возил, но не использовал ни единого раза. В основном из ПТРа стрелял, иногда из карабина.

– Какими лошадьми комплектовался 4-й кавкорпус?

– В основном монголками. Вот у меня был конь, тоже монгол, я помню его кличку – Волшебный. Рыжий такой, он у меня появился перед белорусским рейдом и прослужил месяца четыре или больше. А перед этим была еще одна, тоже монголка, но ее убило под Одессой. Ну что, монголки выносливые, неприхотливые, правда и злые – кусались очень сильно. Лошадей тоже гибло много во время войны, а пополнение присылали в основном из Монголии. Нет, конечно, лошади донской, орловской породы считались лучше, но нам их не присылали.

– Немецкие лошади к вам не попадали?

– Нет, не помню такого.

– Сколько в среднем жила лошадь на фронте?

– Думаю, несколько месяцев. А потом ее либо убивало, либо ранило.

– Что делали с ранеными лошадьми – пытались лечить или бросали?

– Оставляли у местного населения. Что с ними потом происходило – неизвестно. Ну, может быть, их потом и лечили ветеринары – не знаю. А во время рейдов тоже оставляли у населения, и там их могли захватить немцы.

– Чем болели лошади на фронте?

– Я не помню, чтобы они болели. Убивали их, ранили – это да.

– Каким образом организовывалось передвижение в конном строю? Существовал ли какой-то распорядок?

– По-моему, нет. Иногда приходилось ездить круглые сутки на лошади. Какой-то режим мог быть на марше – допустим, где-то остановились и отдохнули. А в рейде никакого режима не было.

– Что возили с собой на лошади?

– Какая-то еда была в сумках переметных, овес для лошади. И то, если он был – этот овес. И еда тоже – если была. Во время рейдов случалось такое, что и еды не было.

– Как выходили из такого положения?

– Бывало, что никак – голодали. Потом где-нибудь обоз разграбим, набираем еды.

– Какую форму носили? Была ли какая-то казачья атрибутика?

– Значит, так – носили брюки с лампасами и кубанки. Больше ничего такого казачьего не было.

– Как боролись со вшами?

– Очень просто – зажигали костер, снимали белье и трусили над костром. Но это не особо помогало – вшей все равно было много, они нас просто заедали.

– Кто подковывал лошадей? Работали кузнецы или каждый сам себе?

– Кузнецы. Это же специальная подготовка должна быть – не каждый мог. Многие сельские люди умели, а я же сугубо городской человек – я не мог.

– Тачанки использовали?

– Тачанки были – для перевозки боеприпасов, инструментов и всего остального. И, конечно, на тачанках стояли пулеметы – «максимы».

– Огонь вели прямо с тачанки или снимали пулемет?

– С тачанки. Разворачивали задом наперед и стреляли.

– И какова эффективность такого огня? Что можете сказать?

– Трудно сказать – по-разному.

– Еще мне всегда было интересно, насколько эффективна стрельба с лошади. Вам приходилось стрелять из карабина с седла?

– С лошади – нет. Спешивались, рыли окопы и только тогда стреляли. А стреляли мы хорошо, я свои попадания видел неоднократно. Хотя я в основном имел дело с противотанковым ружьем. Но у нас были и другие взводы, которые стреляли из обычного оружия.

– Можно ли сравнить, с вашей точки зрения, потери в кавалерийских частях с потерями в пехоте?

– В пехоте, конечно, больше.

– Почему?

– Вы понимаете, часто получалось так, что пехота сама по себе закрывала самые опасные направления. А мы все-таки взаимодействовали с танками. Танки идут впереди, а мы за ними. А пехоту не всегда так прикрывали, и маневра у них меньше. Единственное исключение – это окружение под Слуцком. Там мы понесли такие потери, что не сравнить ни с чем и ни с кем.

– С вражеской кавалерией не встречались в бою?

– Румынскую видели, но они слабые вояки. Немцы – это заядлые ребята. А румыны воевали слабо. Кстати, у них кавалерия тоже была как мобильная пехота, в конном строю не воевали.

Когда нас забрали из кавалерии, то не демобилизовали, а направили на восток. В эшелоны нас посадили, и мы месяц туда ехали. В общем, через месяц прибыли на Сахалин, там стояла 113-я отдельная Сахалинская стрелковая бригада. Она перед этим воевала на Сахалине с японцами (за что и получила свое название), но мы приехали в сентябре, когда война уже закончилась. Так что в боях на Дальнем Востоке я не принимал никакого участия.

В октябре мы высадились на Курильских островах, я служил на острове Кунашир. Прослужил я там два года и в июле 1947 года демобилизовался из армии в звании младшего лейтенанта военного времени (училище давало офицерские звания только в военное время). Правда, мне предлагали пойти вновь в офицерское училище и стать капитаном, но я отказался, потому что не связывал свою жизнь с армией. Решил вернуться в Украину. В Чернигове поступил в фельдшерско-акушерскую школу, которую окончил в 1949 году и в том же году поступил в Киевский медицинский институт, где и проучился до 1955 года. Всю жизнь проработал в сфере радиологической медицины, доктор медицинских наук, работал почти до девяноста лет.

– Чем вы награждены за участие в войне?

– Ничем. Нет, ну у меня есть орден Отечественной войны, но его дали уже