Аэросмит. Шум в моей башке вас беспокоит? - Стивен Тайлер Страница 6

смотрел на алтарь с Библией и прекрасной золотой чашей, над которыми возвышался священник. Еще там был золотой гобелен с вышитым на нем распятием, который свисал до самого пола. Я давно уже выучил, что надо вставать, садиться, вставать, петь, садиться, молиться, петь, молиться, вставать, молиться, петь и надеяться, что все это приведет меня в рай. Я был уверен, что Бог должна быть ПРЯМО ТАМ, под ЭТИМ алтарем. Точно так же, как я накрывал одеялом стулья в столовой, чтобы построить крепость – безопасное, сильное место, вроде церкви, только с воображением в виде дополнительного бонуса. УХ ТЫ, и все это соединялось воедино в один прекрасный момент, когда Я чувствовал БОГА. Но потом я снова встретил Ее в лесу.

Я гулял по Санапи с рогаткой в заднем кармане через луг и лес, пока не заблужусь… и тогда начинались мои приключения. Я натыкался на гигантские деревья, так густо заросшие каштанами, что ветви склонялись к земле; на кусты, полные дикой ежевики, малины и рябины; на акры открытых полей, полных дикой земляники в траве – настолько, что когда я косил газон, он пах домашним маминым вареньем. Я находил следы животных, ястребиные перья, светлячков и грибы в форме домиков хоббитов – мне сказали, что из них ушли Фродо и Арвен из «Властелина колец». Между прочим, это те же самые грибы, которые я потом буду есть, и они волшебным образом заставят мое перо писать тексты песен типа Sweet Emotion. В хоре я пел Богу, а под грибами Бог пела мне.

Я притворялся индейцем лакота с луком и стрелами – «Один выстрел, одно попадание», вот только у меня был игрушечный пистолет – «Одна пулька, одна птица». Мы тихо передвигались по лесу с моим воображаемым другом Чингачгуком. Я был метким стрелком; после целого дня охоты с рогаткой и пистолетом я возвращался с веревкой голубых соек, привязанной к моему поясу. Эта часть не была воображаемой. Каждую весну я наблюдал, как голубые сойки совершают набеги на гнезда других птиц и забирают их птенцов. Мой дядя сказал мне, что голубые сойки плотоядны, прямо как соколы и юристы.

Я ездил с отцом на рыбалку на озеро Санапи в четырехметровой, сделанной в сороковые годы, очень древней, гигантской деревянной 120-килограммовой весельной лодке, которую мог поднять только викинг. Даже ручки весел были толще, чем любимая фермерская свинка. Ты стоишь посреди озера, и солнце палит, как в Сахаре. Ты горишь, ты не можешь плыть дальше. К тому времени как мы доплывали до середины, где клевали БОЛЬШИЕ, мы все понимали, что надо грести обратно. Мы – это Я. А-ха-ха-ха! Я стал Папаем Талларико. После того как я начал косить по сорок акров раз в неделю, я спокойно мог грести обратно к берегу (и нести на себе всю тяжесть мира).

Я все ходил и ходил в лесу. Находил каштаны, волшебные кольца грибов, птичьи гнезда, сплетенные из человеческих волос и рыболовной лески. Я представлял, что нахожусь в джунглях Африки, забираюсь на ворота больших поместий и сажусь на каменных львов (пока кто-нибудь не крикнет: «Слезай оттуда, парень!»).

В лесу у озера были большие гранитные валуны, которые оказались там из-за ледников во время ледникового периода. Над дорогой в Санапи, рядом с которой я жил, были пещеры с рисунками индейцев на стенах – пиктограммами и знаками. Они были обнаружены, когда город построили еще в 1850-е годы. В этих самых пещерах жили индейцы пеннакук. Убив всех индейцев, белые построили и назвали в их честь гранд-отель на семьдесят пять номеров, «Пещера индейцев», первый из трех гранд-отелей в районе Санапи и первое место, где я играл на барабанах с папиной группой в 1964 году, а еще в километре от этого места я впервые услышал, как играет Брэд Уитфорд.

В городке Санапи раньше было место для катания на роликах. Это был старый сарай; с обеих сторон были открыты двери, а снаружи все залили цементом, чтобы люди катались вокруг сарая и могли проехать через середину и выехать с другой стороны. В детстве это казалось шикарным местом. В те времена можно было взять ролики напрокат в самом сарае у задней стены и купить газировку в стаканчиках, которые все забирали, проезжая мимо. Потом там поставили небольшую сцену, где иногда выступали группы. К следующему лету там можно было не просто кататься на роликах, а еще и танцевать на них под музыку своей любимой группы. Это было уникальное место, и называлось оно «Сарай». На другой стороне улицы находился ресторан под названием «Якорная». И после долгого дня на пляже, катания на водных лыжах или не очень удачной рыбалки там можно было пришвартовать свою лодку и заказать себе рыбу с картошкой фри… Кстати, о картошке: никто не жарил ее лучше, чем повар из «Якорной» – Джо, мать его, Перри. Я вернулся туда, чтобы пожать ему руку, и вот он стоял во всем своем великолепии, черные очки в роговой оправе с белым скотчем посередине, благодаря которому они оставались на носу. Он был похож на Бадди Холли в фартуке. Я спросил: «Привет, как дела?» или скорее: «Еще не родила?». В то время я играл в группе Chain Reaction – и не имел ни малейшего понятия, что мое будущее лежит где-то между картошкой фри и скотчем, скрепляющим его очки.

В конце каждого лета я возвращался в Бронкс, и это было абсолютным культурным шоком. Назад к стопроцентному городу – многоквартирные дома, тротуары – от стопроцентной деревни, где шастают олени и антилопы. Не многие люди сталкиваются с такими резкими переменами. Мы жили в месте вроде проекта: сирены, гудки, мусоровозы, бетонные джунгли, и все это я сравнивал с деревней – сгнившие старые каноэ начала 1900-х, последнее поколение, которое еще знало настоящих индейцев. Охренеть! К 1 сентября все туристы, которые летом заполняли Нью-Гэмпшир шумом и весельем, бежали обратно в город, как перелетные птицы. Добро пожаловать в сезон увядания. Сначала трава, зелень и старая добрая Мать-природа, а потом цементные тротуары, метро и складные ножи. Однако каким-то образом я находил способ оставаться деревенским парнем, так что даже в городе я мог быть сыном Матери-природы – но с плохим характером.

Ребята спрашивали меня: «Где ты был?», а я отвечал: «В Санапи!» Санапи – мистическое индейское название. Я будто прилетал с другой планеты. Возвращаясь в город, я придумывал себе фантастические приключения: я спасся от медведя гризли, на меня нападали индейцы.

– У тебя есть 22-й калибр?

– Что?

А потом