Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов - Михаил Владимирович Фёдоров Страница 6

Линию фронта перешли ночью без единого выстрела, но утром разведка конников донесла, что по проселочной дороге навстречу нам движется небольшая колонна немцев. Конники быстро спешились, и все мы залегли на опушке леса, готовясь к бою. Тут же из-за поворота дороги показалась вражеская колонна. Впереди ехали три мотоциклиста, за ними крытая штабная машина с легкой пушкой на прицепе, затем легковой автомобиль. Подпустив немцев поближе, командир конников дал команду, и град пуль обрушился на застигнутых врасплох гитлеровцев. Бой оказался коротким. Вражеская колонна была уничтожена.

Основная заслуга принадлежала, конечно, конникам Доватора, но и наши, хотя и необстрелянные, ребята держались хорошо. Для них этот бой стал первым крещением, уроком мужества. Уничтожив машины и захватив с собой трофеи — пушку, оружие, штабные и личные документы немцев, мы скрылись в густой чаще леса. Там на привале, возбужденные бойцы приводили себя в порядок, осматривали трофеи, обменивались впечатлениями исхода боя. Мне, немного владевшему немецким языком, поручили заняться разбором немецких штабных документов. Всех удивило большое количество порнографических открыток и губных гармошек в личных вещах фашистских вояк. Документы с грифом «секретно» я складывал отдельно для отправки в штаб армии Доватора. После короткого отдыха, поблагодарив конников, мы продолжили путь в район наших действий на дальних подступах к Москве.

За линией фронта, в Великих Луках, Невеле — районе назначения, мы вели разведку по дислокации и передвижению частей противника, минировали дороги, разрушали средства связи, карали предателей Родины. Жители окрестных деревень принимали нас как представителей Красной Армии, радовались и помогали чем могли. В неравной борьбе с опытным и хорошо вооруженным противником мы, молодые и необстрелянные бойцы, понесли ощутимые потери. После трехмесячного рейда по тылам врага, израсходовав боеприпасы, взрывчатку и радиопитание к рации, командир принял решение о возвращении с задания. В конце ноября 1941 года наша группа подошла к верховью Волги южнее Селижарово, по едва окрепшему льду переправилась в расположение наших войск и при этом вывела из окружения примерно 40 красноармейцев и младших командиров, прорывавшихся через линию фронта.

В начале декабря 1941 года наша малочисленная поредевшая в боях группа прибыла в войсковую часть № 9903, располагавшуюся в Одинцово под Москвой. Здесь, находясь в резерве, я проходил подготовку для работы в качестве разведчика-радиста в одном из оккупированных фашистами городов и в этих целях изучал новую, более мощную рацию. Случилось так, что в это время формировался спецотряд под командованием капитана И.Ф. Топкина (того самого, из Белостока, с которым вновь нас свела военная судьба) для действия в глубоком тылу противника, в Брестской области. По просьбе Топкина руководство дало согласие зачислить меня радистом в его отряд.

В ночь с 5 на 6 сентября 1942 года первую группу из семи человек, в том числе и меня, во главе с Топ-киным выбросили на парашютах в сильно заболоченную местность в районе деревни Оброво, недалеко от города Барановичи. Сориентировавшись в обстановке, группа нашла небольшой островок среди болота для временной базы, где я установил надежную радиосвязь с Центром. В течение нескольких последующих ночей на сигналы наших костров были выброшены остальные десантники. Всего в отряде собралось 37 человек.

Прибытие нас, посланцев с Большой земли, воодушевило стихийно создавшиеся на оккупированной территории отряды и группы из окруженцев, красноармейцев, бежавших из плена, и местных активистов. Мы возглавили их, провели некоторую реорганизацию в партизанских подразделениях, снабдили взрывчаткой и боеприпасами.

Наши налеты на отдельные немецкие и полицейские гарнизоны, уничтожение вражеских эшелонов, складов, цистерн с горючим, мостов, водокачек, взрывы в немецких столовых не на шутку всполошили оккупантов, и они начали предпринимать энергичные меры против партизан. Однако локальные карательные операции желаемых результатов не давали. Тогда они приступили к более широким действиям, охватывающим целые районы. Чтобы не оказаться застигнутыми врасплох и не попасть в окружение, приходилось часто менять места стоянок. Кроме того, подступы к лагерю со стороны возможного подхода противника всегда прикрывал выдвинутый вперед пост, иногда там ставились мины.

Припоминается случай, когда две наши девушки-радистки, Лида Тянутова и Вера Дерунова, занимались готовкой обеда, который состоял всего из одного блюда — мясного супа. Я, обладавший отменным аппетитом, вертелся около костра и поторапливал их. Дело было еще и в том, что мне предстоял длительный радиосеанс с Центром. Неожиданно со стороны поста раздались выстрелы, а затем вблизи стали рваться мины. Стало ясно, что наступают немцы. Командир Топкин послал двух бойцов в глубь болота. Погасили костер. Я поспешно снял растянутую между деревьями антенну, собрал рацию «Северок» и присоединился к товарищам. К всеобщему огорчению, приготовленный обед в тот день так и не состоялся. Сорвалась и радиосвязь с Центром.

Каратели перебрались на грудок, где находился наш бывший лагерь, сожгли шалаши и кухню, предварительно забросав их гранатами. По трясине, проваливаясь почти по пояс, Топкин вывел отряд на островок в глубине болота, куда к вечеру подошли четверо бойцов из охраны поста. Таким образом отряд оказался вновь в сборе не понеся потерь. Позднее выяснилось, что это нападение провели немцы, а проводниками служили здешние полицейские, которые хорошо знали эту местность.

К нашим разведчикам, изучавшим обстановку в близлежащих деревнях, часто обращались их жители и выражали намерение оказать какую-либо помощь. Некоторые просились даже принять их в отряд. Мы проявляли осторожность, так как уже имели сведения о попытках засылки немецкой службы безопасности своей агентуры к партизанам. В один из октябрьских дней 1942 года разведчики привели на сторожевой пост окруженца, который стремился попасть в партизанский отряд. Топкин приказал доставить его в лагерь для личной беседы. Задержанный рассказал, что после пленения он содержался в польском лагере для военнопленных в Сувалках, откуда бежал с группой товарищей. По дороге к линии фронта познакомился с русской женщиной, которая сбежала с принудительных работ. Сейчас она находится в деревне вблизи Бреста, ждет его возвращения, чтобы «вместе служить Родине в партизанах». Они хотят стать мужем и женой. В ходе допроса опытный Топкин заподозрил окруженца в неискренности, слишком уж гладко и не вполне естественно выглядела рассказанная им история. Командир приказал поместить его в отдельный шалаш и строго охранять, а сам той порой тщательно проверил мокрое пальто пришельца, сушившееся у костра. Распоров один из швов, извлек небольшой лоскуток материи, на нем оказался текст на немецком языке с подписью и печатью. Переводчик отряда прочитал: «Немецким властям оказывать содействие и помощь в выполнении особых поручений сотруднику СД» (следовала фамилия владельца документа). Вражеский агент был разоблачен. Он признался, что закончил немецкую разведшколу около Берлина. Там его