Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России - Джордж А. Хилл Страница 6

Я помахал рукой своим отъезжающим друзьям, которые, будучи верны обещанию, рассаживались по экипажам. Затем прошел на корму, где наткнулся на совершавших обыск служащих; пожал руку одному из них, с которым был немного знаком, и получил от них благодарность за то, что мне в голову пришла чудесная мысль послать им бутылку шампанского.

Затем я неспешно прогулялся до салона, в который открывалась дверь моей каюты. Через иллюминатор я мог видеть приближающуюся группу обыскивающих. Я проскользнул в свою каюту, оставил дверь открытой и прошел в ванную комнату.

Не закрывая дверь в санузел, я распорядился соответствующим образом своей одеждой и сел на сиденье унитаза. Казалось, что прошел целый час, но на самом деле не более двух-трех минут, прежде чем в дверь моей каюты легонько постучали (а ее, как вы помните, я оставил открытой) и вошли служащие, производившие обыск. Они окинули взглядом каюту и, как я и предполагал, подошли к двери ванной комнаты и открыли ее. Я сразу же обнаружил себя и захлопнул дверь, а затем, как будто в спешке, подошел к двери во все еще расстегнутой одежде и встал в дверном проеме. Чиновники всячески извинялись, а я с улыбкой ответил: «Все в порядке. Мне следовало бы запереть дверь». Затем я не торопясь повернулся, вытащил затычку из раковины, несколько напоказ надел свои подтяжки, потом вышел в каюту и предложил им еще выпить. Мы открыли последнюю бутылку шампанского, залпом выпили каждый по бокалу, и они ушли.

Но опасность еще существовала, так как всегда была возможность появления другой инспекции в устье реки в местечке под названием Болдерая.

Было крайне важно, чтобы капитан не заподозрил, что Соня – политическая беженка, так как, каким бы доброжелательным человеком он ни был, было бы уж слишком подвергать такому риску его команду. Поэтому я заранее придумал историю о том, что мы любим друг друга и что она тайком убежала от своих родителей, чтобы быть со мной.

Мы миновали Болдераю, и, так как весь мир благоволит влюбленным, мой друг-капитан, его помощник и первый механик теперь ухмылялись, дружелюбно глядя на нас двоих, и говорили нам, что мы – парочка больших грешников. В тот вечер у нас был веселый ужин.

Соня до этого ни разу в жизни не путешествовала на корабле и поэтому была сильно возбуждена и заинтересована; казалось, она совершенно забыла об опасности, которой подвергалась.

Но я никогда не забуду смущение этой очаровательной девушки, когда пришло время ложиться спать. Все ее знания о жизни исчезли, исчезла и решительная юная революционерка; она была всего лишь очень застенчивая испуганная юная девушка. Я предложил ей первой лечь в постель, а когда вошел в каюту, увидел, что она лежит, натянув простыню до самого носа, а два ее голубых глаза испуганно смотрят на меня. И я был такой скотиной, что громко заржал. Я зашел в ванную комнату, переоделся в пижаму и лег на вторую кровать.

Самая комичная ситуация возникла на следующее утро, когда капитан постучал в нашу гостиную и вошел, чтобы справиться о нашем здоровье. К своему смятению, он увидел, что две кровати стоят отдельно, будучи привинченными к палубе. Он извинился перед Соней и сказал, что на вторую, последнюю, ночь он велит корабельному плотнику временно привинтить одну кровать рядом с другой. Он говорил это очень по-доброму.

Несколько лет я писал Соне, но с началом войны потерял ее из виду.

Однажды вечером, чуть более чем за год до войны я сел в Северный экспресс на железнодорожном вокзале на Фридрихштрассе в Берлине, чтобы отправиться в Россию, и обнаружил в своем купе попутчика. Мы поклонились друг другу и представились. Я заметил, что у него немецкое имя, однако внешность – больше славянская, нежели тевтонская. Как правило, в поездах очень легко завязываются разговоры с незнакомыми людьми, но этот человек молчал, был сдержан и, по-видимому, очень нервничал.

Я сходил в вагон-ресторан, чтобы выпить, а когда возвратился, обнаружил, что наши койки застелены для сна. Мой попутчик стоял в коридоре и выглядел еще более взволнованным, чем раньше. Внезапно он спросил меня, какой я национальности, и мне показалось, что он испытал облегчение, когда я ответил, что англичанин. Некоторое время спустя пришли билетные контролеры. Мой попутчик делал над собой колоссальные усилия выглядеть спокойным, но не было никаких сомнений в том, что это дается ему с огромным трудом. Сначала я подумал, что, возможно, он пытается проехать без билета, но не это было причиной его беспокойства, так как он представил свой билет, который был должным образом прокомпостирован.

Потом я заметил мужчину, который два или три раза прошел взад-вперед по коридору и каждый раз, проходя мимо нашего купе, бросал в него взгляд. Мой попутчик снял сверху свой саквояж и пошел умываться. Поезд замедлил ход, подъезжая к станции. Замеченный мной мужчина снова шел по коридору. Поезд остановился. Он заглянул в наше купе, и, когда увидел меня одного, его поведение изменилось. Он поднял глаза на полку. Саквояжа моего попутчика на ней не было. Он почти крикнул мне: «А другой господин сошел с поезда?» Прежде чем я ответил, что не знаю, спрашивавший ринулся на платформу. Почти одновременно с этим мой попутчик вернулся, и поезд тронулся в путь на север. После следующей остановки пришли охранник и поездной контролер и попросили нас предъявить билеты. Это было необычно, и к этому времени я был уже в полной уверенности, что мой попутчик находится под наблюдением.

Моя полка была нижней. Я выключил свой ночник, и прежде чем погрузился в сон, ночник на верхней полке тоже погас. Я просыпался каждый раз, когда поезд останавливался, и каждый раз замечал в зеркале, висевшем над рукомойником, огонек сигареты. Не думаю, что мой попутчик хоть на минутку сомкнул глаза в ту ночь.

Около шести утра, как раз перед рассветом, я вышел из купе. Какой-то человек стоял в коридоре, опершись на поручень, в дальнем конце вагона. Он явно наблюдал.

Казалось, настроение моего попутчика улучшилось к завтраку. Мы вели непринужденную беседу, и я мимоходом упомянул о том, что произошло накануне вечером. На его лице промелькнул испуг.

– Вы видели этого человека сегодня утром? – спросил он как бы между прочим.

– Нет, – ответил я, – но у меня такое чувство, что один из нас под наблюдением.

Мой попутчик, похоже,