Варлен Стронгин - Михаил Булгаков. Три женщины Мастера Страница 56

И что же мы видим? Презренный металл свое берет, а красноармейцы, коим вот именно теперь, и только теперь, нужно просвещение, – они ходят по-за углами, не имея возможности платить 200–300 рублей за билет. В то время как мы служили, невзирая на наши минимальные оклады, Подотдел искусств старается продать билеты подороже, ему жизнь красноармейцев безразлична, ему желательно устроить жизнь артиста так, чтобы он ни в чем не нуждался и жил бы по-старому, жизнью артиста буржуазии, а не рабочего.

Также принято выслушивать советы наших передовиков, вроде т. Асеева, который предложил борцам такое: «Да вы, мол, товарищи, не беспокойтесь, ведь вам, красноармейцам, можно устроиться где-нибудь, ну за моим стулом или в проходах». Стыдно и позорно в стране, которая борется за равенство и вообще привилегии трудящихся, гоняться за большой суммой денег, как т. Мамин, и, как предлагает т. Асеев, устроиться на помочах. Надо же, в конце концов, понять, что все мы борцы и в свободное время между собой равны, а поэтому для лиц, имеющих деньги и служебное положение, есть свободное место, а для тебя, рядового красноармейца и маленького командира, есть место повисеть в воздухе. Громогласно заявляем, что таким вещам нет места в Советской России!

Просьба другие газеты перепечатать.

– Ну как, Тася? Вроде получилось? – поинтересовался Михаил, не скрывая удовольствия от написанного.

– Прекрасная стилизация! И бедственное положение артистов задето! Завтра начнется в городе шумиха! – сказала Тася.

Рано утром она побежала в газетный киоск и купила газету.

– Я же просил купить три экземпляра! – удивился Михаил.

– Неудобно было. Вокруг продавца столпился народ. Я взяла один номер, чтобы не обращать на себя внимание. Ведь все знают, что я жена Булгакова, – грустно вымолвила Тася. Михаил, чтобы скрыть смущение, посмотрел в окно. Вот уже прошла неделя, как он репетирует в театре свою пьесу «Парижские коммунары» и после каждой репетиции провожает домой актрису Ларину, играющую в пьесе парнишку с баррикады Анатоля Шоннара. Миша послал пьесу на конкурс в Москву, об этом сообщили в местной газете, даже о том, что ее постановка готовится в центре. Это его собственная выдумка, чтобы привлечь внимание актрисы, заинтересовать ее ролью. В приписке к письму Наде Михаил не может сдержать своих чувств: «Пойду завтра смотреть во 2-м акте моего мальчика Анатоля Шоннара. Изумительно его играет здесь молодая актриса Ларина». Над ролью Шоннара он работает особенно тщательно. Меняет фразы, реплики, вместо Анатоля дает ему имя Жак – все с целью показать актрисе свое внимание и расположение. Георгий Евангулов просит Михаила срочно явиться в Подотдел, чтобы достойно ответить на письмо красноармейцев. Этого требует Астахов. «Красноармейцы не могут жить без «Демона», – чешет он затылок. – Никогда не подумал бы. Растет народ. Не по дням, а по часам. Опера – еще куда ни шло, но Гоголя, Чехова, Пушкина… Дурить народу голову их бреднями мы не позволим!»

Булгаков не появляется в Подотделе. Его видят с Лариной в том кавказском кафе, где подают шашлыки с аракой.

Евангулов сам пишет ответ газете: «В тот вечер, когда произошло недоразумение, все билеты были проданы. Пускать же в зал зрителей сверх комплекта нельзя. Что же касается того, что Подотдел искусств старается продать билеты подороже, то довожу до сведения красноармейцев, что артисты совершено не заинтересованы в приходе денег в кассу, так как вся касса полностью, без вычетов, поступает в Народный банк. Артисты же получают свое жалованье, как все служащие. То, что посещать театр в первую очередь имеют право буржуи, неправда. Три раза в неделю идут бесплатные спектакли для красноармейцев…»

Евангулов склоняется над письмом. Он честный талантливый человек и понимает, что оно не во всем правдиво, смахивает на обычную отписку. Лучше о том концерте известно Булгакову, но куда он запропастился?

Начало мая. Во Владикавказе расцветает весна. Тепло. Деревья оживают после зимней стужи, покрываясь нежной зеленой листвой. Тася садится на скамейку в Александровском сквере. Рядом усаживается высокий стройный осетин и бросает на нее пламенные взгляды. По выправке – бывший белый офицер. Он уже несколько дней буквально преследует Тасю на улицах, на базаре, караулит у ее дома. Она хмуро и осуждающе смотрит на него, видя, что он хочет заговорить с нею. Он не решается. В душе Тася не против поговорить, чтобы отвести душу. Но она – ангел Миши, в любом случае, как бы он ни вел себя. Они повенчаны и не расходились. Она не жалеет, что поклялась быть его ангелом. Видимо, вообще трудно быть ангелом, тем более такого увлекающегося и интересного мужчины, как Миша. Лучше не думать о его Лариной. У нее по-детски наивные красивые глаза, чувственные руки, она привлекательна своеобразной мальчишеской угловатостью…

Внезапно Тася резко поднимается со скамейки. Она покажет Мише, что в трудные моменты тоже способна на эмоциональный взрыв. Она не собирается устраивать скандал, сцены ревности, а садится за письменный стол. Ее заметка через три дня появляется в газете «Коммунист». Заметка не столь иронична, как Мишина статья, но основана на факте и весьма парадоксальна: «На днях в советских учреждениях раздавался табак. Получили его только работники-мужчины, а работницы-женщины были лишены этого права. А разве женщина не несет одни с мужчиной повинности и ответственность? Советская власть старается сделать все, чтобы женщина чувствовала себя равноправной с мужчиной всюду – от фабрики до театральных подмостков, а кто-то пытается лишить ее этих прав, вернуть к старому униженному положению, мол, то, что позволено мужику, не позволено бабе. Таким мужчинам не должно быть дано право решать проблемы, связанные с мужчинами и женщинами, им не должно быть места в советских учреждениях».

Тася купила пять номеров газеты со своей заметкой и разбросала их по комнате. Миша натолкнулся на одну из них, раскрыл, быстро нашел Тасину заметку, хотя она была без подписи, и удивленно посмотрел на жену:

– Тася, ты же не куришь?!

– Да! Ангелы не курят! – с сожалением вымолвила она. – Но тоже умеют писать, как видишь. Не совсем бесталанны. Что у тебя новенького?

– Ничего особенного, – вздохнул Миша. – Вокс разразился рецензией по поводу «Парижских коммунаров» и впервые не разнес в пух и прах. Даже похвалил актрису, играющую Жака Шоннара. Но пьеса слишком громоздка для сцены нашего театра. Отыграем еще два-три спектакля, и все. Ларину пригласил Пятигорский театр. Она с мужем уезжает туда через месяц.