Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский Страница 55

«Зимой 1929/30 г. по решению партии и правительства из Кронштадта в Севастополь были переведены линейный корабль „Парижская коммуна“ и крейсер „Профинтерн“. Командовал переходом Л. М. Галлер, флагманским штурманом был Н. А. Сакеллари. Плавание кораблей вокруг Европы в условиях зимнего шторма продемонстрировало отличную морскую выучку и высокие боевые качества советских моряков… В 1930–1931 гг. черноморцы получили три большие подводные лодки типа „Декабрист“ — „Д-4“ („Революционер“), „Д-5“ („Спартаковец“), „Д-6“ („Якобинец“). Осваивалось также строительство подводных кораблей других типов. В марте 1931 года отдельный дивизион подводных лодок был преобразован в бригаду двухдивизионного состава (командир бригады Г. В. Васильев). В 1936 г. создается 2-я бригада подводных лодок (командир капитан 2-го ранга Ю. А. Пантелеев). Кроме того, на Черном море была сформирована бригада подводных лодок типа М („малютка“) для Дальнего Востока. В 1932 году флот пополнился новым надводным кораблем — крейсером „Красный Кавказ“. В октябре — ноябре 1933 г. крейсер вместе с эсминцами „Петровский“ и „Шаумян“ совершил большой заграничный поход в Грецию и Италию»[614]. Очевидно, что встреча дала толчок переосмыслению морской программы, хотя ситуация изменилась не сразу, о чем писал позднее Ворошилов, указывая на задержки в сроках постройки кораблей, количество брака и т. д., поэтому потребовалась корректировка кораблестроительной программы в 1931 году[615].

После черноморских маневров 1929 года Сталин, Орджоникидзе и Ворошилов направились отдыхать в Нальчик.

Некоторые обстоятельства отдыха Сталин сообщал в письме Енукидзе: «Здравствуй, Авель! В Нальчике из центральных людей живем трое: я, Ворошилов, Серго. Расходы на еду и пр. идут за счет Кабардинского облисполкома, что неправильно и, по-моему, обременительно для последнего»[616]. Лишь позднее Орджоникидзе выехал на новое место лечения и отдыхал уже без Сталина, который остался отдыхать с Ворошиловым и приехавшим С. М. Буденным.

Народный комиссар Рабоче-крестьянской инспекции СССР Г. К. Орджоникидзе и председатель исполкома областного совета Кабардино-Балкарской автономной области Б. Э. Калмыков (слева)

Нальчик, 1929

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 47]

С 31 июля Орджоникидзе находился в другом месте, куда 1 августа приехала Зинаида Гавриловна. Посетил Серго и Василия Сталина, заболевшего колитом[617]. Орджоникидзе отдыхал и проходил лечение вместе с Кагановичем и Шкирятовым. Здесь их посетил Бухарин, о чем Орджоникидзе сообщил в письме от 8 августа Сталину: «Был здесь Бухарин, приходил к нам. Поправился он здорово, а дурь в голове по-прежнему. Цифрам ЦСУ о расширении посевных площадей не верит, говорит, что все это надо проверить. Я, мол, признал свою ошибку и отказался от лозунга обогащайтесь, пусть отказываются от дани. Мы с Кагановичем его как следует облаяли и послали ко всем чертям. Он уехал в Сванетию… На днях приехал Андрей[618]. Настроение у него хорошее. Были все вместе (Андрей, Бух[арин], Калмыков, я) на охоте. Мы с Калмыковым взяли несколько голубей, перепелов и двух зайцев, а остальные вернулись ни с чем. Охота здесь будет очень интересная. Приезжай непременно»[619]. 29 августа он вновь пишет Сталину: «Думаю поехать в Таксанское ущелье[620]. Чувствую [себя] очень хорошо. Производили анализ в Пятигорске, результаты очень хороши. Только я не совсем верю их анализам. Сегодня отсюда все уезжают»[621]. Выехал в Москву вскоре и Орджоникидзе. В письме от 15 сентября 1929 года он писал: «Вот уже 1 1/2 недели в Москве и никаких особых сигналов со стороны моей почки нет, хотя анализы стали немножечко хуже. На днях будет здесь Федоров, увижусь с ним, и поговорим подробно»[622].

В сентябре Серго уже присутствовал практически на всех заседаниях Политбюро[623]. Хотя определенные ограничения режима его работы Политбюро все же приняло. На заседании Политбюро от 26 сентября было решено: а) обязать Орджоникидзе строжайшим образом соблюдать все предписания врачей о режиме его работы; б) обязать Орджоникидзе, кроме воскресенья, два дня в неделю находиться вне Москвы[624]. Данные предписания время от времени Политбюро принимало и позднее, вплоть до конца 1936 года.

Важным для Сталина в этот период была поддержка Серго против Бухарина и Рыкова. 30 сентября он пишет на имя Молотова, Орджоникидзе и Ворошилова письмо, где спрашивает, ознакомились ли они с недавней речью Рыкова, а также предлагает лишить последнего права вести заседания Политбюро, что было традицией с того времени, когда председателем СНК был В. И. Ленин. На это письмо Молотов от имени всех троих ответил: «…можешь быть уверен, что Рык[ову] и Бух[арину] мы спуску не даем ни в чем. Проводим свое вопреки их меньшевистским жульничествам и вопреки их антипартийному саботажу работы партии в некоторых областях»[625]. При этом нельзя утверждать, что Орджоникидзе в этот период был инициатором подобных действий. Чаще не он, а к нему обращались по поводу чисток, например в Академии наук.

Письмо А. С. Енукидзе Г. К. Орджоникидзе

14 октября 1929

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 1с. Д. 21. Л. 3]

Разбор поведения Бухарина произошел на пленуме ЦК ВКП(б) 10–17 ноября 1929 года. Орджоникидзе вновь проявил себя как сторонник линии Сталина. Характерно его выступление 12 ноября: «Вы, т. Бухарин, машете рукой! Неприятно? Можно сейчас же затребовать и прочитать ваш знаменитый документ. Дальше, вы говорили, что страна доведена до голода. Кому принадлежат слова: сытые о голодных не думают? Это ваши слова, т. Бухарин. Вот о чем речь шла. И сейчас с этой трибуны, если вы только не хотите завтра опять начать борьбу против партии, надо выступить и сказать не то, что вы говорили, а то, что в один из трудных моментов развития нашего народного хозяйства, нашего социалистического отечества, вы, товарищи, струсили, не сумели встать рядом с партией для преодоления трудностей на пути строительства социализма в Советском Союзе… Скажите мне, т. Бухарин, тот темп развития промышленности, который мы имели в этом году, вы стояли за этот темп в прошлом году и считали возможным осуществление этого темпа? Нет. Вы считали нужным ввезти хлеб из-за границы, чтобы не нажимать на мужика. Вы стояли за то, чтобы сократить импорт оборудования, ибо это нам не под силу? Следовательно, вы стояли в прошлом году за то, чтобы свернуть наше капитальное строительство, а мы стояли за еще большее развертывание этих темпов…»[626]

Это «мы», прозвучавшее в докладе, было констатацией окончательного складывания группы Сталина в Политбюро. Характерна запись Коллонтай в дневнике от 15 ноября, где она рассказывает о посещении ею Большого театра, разговоре со Сталиным и где упоминает сидевшего