Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями) Страница 54

Дыбенко: Вошли ли в «Комитет спасения» представители от Балтики? По флоту объявлено постановление исполнять приказания только Центробалта, в оперативных делах — комфлота. Почему у аппарата все время стоят кадеты в виде Клименко, который совершенно не дает никаких сведений? Если у вас мало людей, верных революции, то мы пришлем от Балтики. Сообщи полностью, какие перемены. Прибыли ли наши четыре миноносца... пришли ли эшелоны, посланные из Гельсингфорса? Для них послана провизия, шестьсот пудов. Сделай справку, если нужна провизия, пришлем еще. Миноносцы и эшелоны посланы в распоряжение Петроградского революционного комитета. Команду Балтики убрать от Центрофлота.

Ховрин: Часть членов Балтики вошла в «Комитет спасения». Я назначен комиссаром в Морское министерство. Караул подчиняется только мне. С завтрашнего дня мы назначаем своих комиссаров. Посылать что-либо обождите,

[159]

за исключением провианта. Все части войск, посланные вами, находятся в распоряжении Революционного комитета, в том числе и миноносцы. Положение везде до некоторой степени выясняется. Части войск, направленные против Петрограда, присоединяются к нам. Керенский утром 25 октября выехал из Петрограда в Гатчину, призывал войска идти на Петроград. Войска отказались. В Казани происходит сражение, то же и в Царицыне. Из других мест сообщений не имею. Ответь на вопросы о Вердеревском и Центрофлоте.

Дыбенко: Центрофлот объявить неправомочным ввиду того, что Балтийский флот лишит мандатов своих представителей, защищающих Керенского. Вердеревский под сомнением, вопрос не обсуждался. Узнай, где Дмитриев. Требуется бригадный на крейсеры. Из каких частей представители Балтики вошли в «Комитет спасения»? Укажи фамилии; если сейчас не знаешь, то постарайся узнать. Финляндия объявлена на военном положении ввиду того, что буржуазная гвардия покушается сделать нападение на наши войска. Приняты все меры. Вместо Некрасова назначены два комиссара. Флот в возбужденном настроении и рвется в бои на баррикады. Приходится сдерживать. Комиссары Временного правительства Онипко и Франкфурт устранены. «Народная нива» за погромный призыв закрыта. Редактор арестован. Редакция реквизируется для левых эсеров по соглашению с Центробалтом.

Ховрин: О Вердеревском желательно решить вопрос в положительном смысле. Завтра предполагается его освободить. Верховная комиссия, может быть, сегодня будет, утверждена съездом. Кандидаты — как я и называл. В состав этой комиссии предполагается пригласить Вердеревского и еще кого-нибудь. Можешь ли ты, не принося ущерба делу, приехать в Петроград? Дмитриева пятого адреса не знаю.

Дыбенко: В состав коллегиального министерства имеются намеченные уже кандидаты и в какие министерства?

Ховрин: Есть основание предполагать, что премьер будет Ленин, об остальных ничего не знаю. Относительно Центрофлота вопрос наполовину решен.

Дыбенко: Относительно Вердеревского обсудим на общем собрании, дадим ответ.

Ховрин: Нельзя ли дать ответ к утру? Я буду утром на заседании Революционного комитета. Можете не поспать ночь, но дайте ответ.

Дыбенко: Дадим ответ к семи утра.

[160]

Ховрин: Можешь ли ты приехать?

Дыбенко: Могу. Когда именно приехать?

Ховрин: Я сообщу. Нет ли каких вопросов?

Дыбенко: Скажи, сколько убитых и раненых у дворца?

Ховрин: Убито пять матросов и один солдат. Раненых много.

Дыбенко: Сколько с другой стороны?

Ховрин: Никого.

Дыбенко: Сдался ли женский батальон?

Ховрин: Все сдались.

Утром 27 октября товарищи из ВМРК решили окончательно покончить с соглашательским Центрофлотом. Разогнать его поручили мне. Вместе со мной отправились Анатолий Железняков и Эйжен Берг. Пока мы шагали к Адмиралтейству, я обратил внимание, что некоторые прохожие обходят нашу небольшую группу стороной. Причиной этого оказался Берг. Его решительное лицо, мощная, почти квадратная фигура и без того производили внушительное впечатление. А тут еще он заткнул за пояс два револьвера. Я сказал ему, что, может быть, лучше положить револьверы в карман, а то, мол, люди пугаются.

— Нет! — густым басом отозвался он, воинственно топорща усы. Пугаются только буржуи. А они и должны бояться революционных матросов!

В Адмиралтействе мы неожиданно встретили моего старого знакомого Федора Кузнецова-Ломакина — кронштадтского подпольщика, с которым мы вместе сидели на скамье подсудимых в октябре 1916 года. Федор разговаривал о чем-то с группой вооруженных матросов. Увидев меня, он радостно бросился навстречу:

— Вот чудеса-то! Какими судьбами?

Я коротко рассказал, зачем мы пожаловали в Адмиралтейство. Кузнецов-Ломакин сказал, что готов помочь нам. Потом добавил улыбаясь:

— Тебе, Николай, повезло. Я сейчас начальник караула. Ребята в карауле хорошие, настроены по-большевистски. Так что можешь распоряжаться.

Попросив Кузнецова-Ломакина выставить матросов у входа в зал, я с товарищами вошел внутрь. Центрофлотцы встретили нас неприветливо. Еще не зная о решении ВМРК, они, конечно, догадывались, что пришли мы неспроста. Я сказал, что уполномочен сделать важное сообщение, и предложил пригласить в зал всех членов Центро-

[161]

флота , которые находились в это время в Адмиралтействе. Когда все были в сборе, я объявил, что решением Военно-морского революционного комитета Центрофлот объявляется распущенным. Шум поднялся неимоверный. Соглашатели кричали:

— Не имеете права!

— Это насилие!

— Мы не будем подчиняться узурпаторам!

Гвалт не давал мне возможности договорить. Напрасно я стучал ладонью по столу, стараясь навести порядок. Шум не утихал. Тогда вперед вышел Берг и рявкнул так, что задрожали стекла:

— А ну, тише, божьи дети!

Оглушенные звуком его голоса, центрофлотцы смолкли. Я объявил, что назначен комиссаром Морского министерства и Адмиралтейства, зачитал свой мандат и приказал, не теряя времени, сдавать дела.

— А до сдачи дел, дорогие граждане, будете находиться как бы под домашним арестом.

Центрофлотцы вновь было загалдели, но довольно быстро смирились. Только один дотошный с нашивками унтер-офицер все еще продолжал у меня выяснять, по какому праву мы разгоняем Центрофлот. Желая побыстрей отвязаться от него, я сказал коротко:

— По праву сильного, понял?

После этого вопросов к нам больше не было. Громко, чтобы все слышали, я отдал приказание Кузнецову-Ломакину никого из помещений не выпускать, у всех дверей расставить караульных. Когда мы вышли на улицу, начальник караула в раздумье спросил: