Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский Страница 52

8 января 1929 года состоялся консилиум врачей, который рекомендовал продолжить лечение. Очевидно, что его результат стал известен Сталину, который предложил Серго поехать на Кавказ. Однако Орджоникидзе посчитал иначе. Он остался в Москве, где принимал участие как в работе подведомственных ему учреждений, так и в заседаниях Политбюро 10, 17, 24 января[581]. На последнем заседании, к слову, рассматривался доклад Рыкова о Кремлевской больнице. По результатам обсуждения было решено: а) считать необходимым полное использование мощности Кремлевской больницы, в том числе и хирургического отделения; б) все вопросы, связанные с практическим проведением настоящего постановления в жизнь, передать на окончательное решение Совещания председателя СНК СССР и СТО с его заместителями[582].

Возражения врача Федорова, который ранее указывал на необходимость операции Орджоникидзе, не были приняты во внимание. В этот момент планировалось рассмотрение персонального партийного дела Н. И. Бухарина, который, как указывалось ранее, в июле 1928 года вел тайные переговоры о возможных совместных политических действиях по изменению состава Политбюро (снятие Сталина) с Каменевым, Зиновьевым, Сокольниковым. При этом он информировал о переговорах Пятакова, Рыкова и Томского. Каменев законспектировал свой разговор с Бухариным, впоследствии этот конспект стал известен советскому руководству, а также (еще раньше) Троцкому.

20 января, в день, когда вышло постановление правительства о высылке Троцкого за пределы СССР, эта запись была опубликована в троцкистской прокламации «К партийным конференциям». Узнав о распространении данного воззвания, к Орджоникидзе обратились Каменев и Сокольников, которые пытались в своих письмах задним числом объяснить обстоятельства дела и отсутствие информации с их стороны об указанных переговорах с Бухариным большевистского руководства. Д. И. Апальков справедливо указывает: «Примирительный настрой Орджоникидзе исчез после того, как троцкисты опубликовали запись о тайном разговоре Н. И. Бухарина с Л. Б. Каменевым. Этот компромат сформировал в большевистском руководстве восприятие „правого крыла“ Политбюро как оппозиционной группы, способной внести раскол в „монолитное единство“ партии. По этой причине в начале 1929 г., когда на совместных заседаниях Политбюро и Президиума Центральной контрольной комиссии состоялся высший партийный суд над „правыми“, Орджоникидзе выступил в качестве одного из главных обвинителей»[583].

30 января состоялось совместное заседание Политбюро и ЦКК, чтобы обсудить действия Бухарина. Заседание открыл председатель ЦКК Григорий Орджоникидзе, сказав, что 23 января была издана троцкистская прокламация, в которой напечатана запись Каменева от 11 и 12 июля беседы с ним Сокольникова и Бухарина. На следующий день по предложению Серго в конце заседания Политбюро было устроено закрытое совещание, на котором он представил прокламацию и задал вопрос Бухарину, действительно ли он имел 11 июля беседу с Каменевым, и если да, то насколько изложенная в прокламации версия Каменева беседы соответствует действительности. Бухарин признал, что да, он беседовал с Каменевым, но в прокламации не все изложено верно, что в записи Каменева есть неточности и извращения. Каменев также подтвердил, что 11 июля сначала к нему приходил Сокольников, а через час вместе с Сокольниковым пришел Бухарин, который вел с ними продолжительную беседу, записанную им и посланную Зиновьеву, жившему тогда в Калуге. Он выразил удивление, как эта запись могла попасть к троцкистам, и единственное объяснение находил в краже этого документа у него троцкистами. Орджоникидзе также указал, что ранее он ставил вопрос Бухарину, был ли такой документ или нет, читал ли он его Пятакову. На что Бухарин ответил, что показывал Пятакову свои экономические записки, но что политической части не было и нет. Доверия к его словам у Орджоникидзе не было. Он был явно обижен, прочитав ранее в документе слова о себе, и повторял: «Как неприлично, как некрасиво лгать на товарищей»[584]. Отметим, что на пленуме Григорий Константинович вступился и за Лазаря Моисеевича Кагановича, ввод которого в состав ВЦСПС, по словам Томского, послужил причиной заявления последнего в июле об отставке.

В тот же день (30 января) Федоров, беспокоясь о здоровье Орджоникидзе, написал ему письмо: «Вы увидите, что очень желательно исследовать у Вас правую почку еще раз и поскорее. Я предлагаю сделать это при мне 17, 18 или утром 19 февраля. Время выбирайте сами»[585]. Вскоре был решен вопрос об операции Орджоникидзе. Профессор Л. Г. Левин позднее вспоминал: «Тов. Орджоникидзе был серьезно болен. Но он не любил доставлять своей болезнью хлопоты окружающим. Мы, врачи, предлагали ему, чтобы пораженную туберкулезную почку оперировал кто-нибудь из известных хирургов за границей, но Григорий Константинович не согласился. Он настоял на том, чтобы операцию сделали советские врачи. Характерный штрих. Перед операцией тов. Орджоникидзе внимательно прочел литературу о своей болезни. На операционный стол он лег с твердой уверенностью, что выдержит эту схватку со смертью»[586].

14 февраля Орджоникидзе была сделана успешная операция по удалению больной левой почки, оперировал Фёдоров. После операции он вместе с врачами Фронштейном, Розановым, Вейсбродом, Бурминым, Левиным, Очкиным, Максимовичем и Металликовым отправил сообщение секретарю Орджоникидзе А. Д. Семушкину[587] и в аппараты РКИ и ЦКК следующего содержания: «14/II-1929 г. в 11 ч. 30 мин. утра произведена, согласно постановлению ряда консилиумов, операция т. Орджоникидзе по поводу туберкулезного заболевания левой почки. Операция заключалась в удалении левой почки. Удаление почки протекло благополучно. Найденные в ней туберкулезные изменения вполне подтверждают диагноз и необходимость произведенной операции»[588].

Послеоперационный период проходил хорошо[589]. Вскоре после операции Федоров вернулся на Северный Кавказ, но его продолжали информировать о состоянии Орджоникидзе. Оттуда Федоров, явно с удовлетворением, писал 26 февраля Орджоникидзе: «Дорогой Серго! Прежде всего большое Вам спасибо за то, что Вы меня не подвели, т. е. выздоровели. По моей статистике Вы просто № 120, и из этих 120 никто от операций не помер. Сегодня Лев Григорьевич телефонировал мне, что все идет отлично»[590]. Отслеживал ситуацию с Серго и Сталин. В письме от 10 марта 1929 года он писал Авелю Енукидзе: «Серго скоро выйдет из больницы. Вторая почка оказалась здоровой. Хорошо. Дела у нас идут неплохо. Жму руку. И. Сталин»[591].

Последний год работы Орджоникидзе на посту председателя РКИ и ЦКК

Вскоре после операции Серго вновь на работе. Он по-прежнему занимается ключевыми внутрипартийными вопросами, в том числе по делу Зиновьева — Каменева. При этом Сталин даже одергивал Серго, указывая, например, в письме от 17 марта 1929 года на излишнее доверие к искренности раскаяния этих «беспринципных» деятелей и рекомендуя отказаться от публикации их заявлений по