Воины СВО. Воронежцы. Книга славы и памяти - Михаил Иванович Федоров Страница 52

– Мне Маслов рассказывал, как отдел обстреливали. И не знаешь, живой завтра, не живой…

– Да, вот-вот. Как раз я был. А Ачхой-Мартан имел свои населенные пункты в районе. И помню первый выезд. Военные немножко некорректно поступили с местным населением, и надо было урегулировать эту конфликтную ситуацию. И я, как старший экипажа, у нас машина была, у меня было четыре человека в подчинении: водитель, два участковых и помощник участкового, был направлен в Самашки. А в дальнейшем за мной закрепили это село. Это самое осиное гнездо и этот «знаменитый» самашкинский лес. Вот я каждое утро туда выдвигался, встречался со старейшинами, общался с главой администрации. Решали все насущные проблемы, которые там появлялись. На окраине Самашек стоял сводный отряд Черноземье – наши, липецкие, тамбовские собровцы. Потом я ехал туда. Общался. Решали там вопросы… Вот мы выехали из Самашек, у нас была милицейская «буханка» – металлический уазик. Милицейский. Пять человек. И два с половинойкилометра по этому лесу едешь. То есть могут обстреливать, но, как мне потом объясняли: «Наверно, ты все-таки нашел подход к чеченским старейшинам…» Там же как? Не только боевики сами решают. Но там многое зависит и от старейшин. Если бы дали команду, меня бы уничтожили в один миг. Меня и мою группу. Но нам везло. Вы знаете, с этими старейшинами мы нашли общий язык.

Бой на Рождество Христово. После ранения опять к своим

Львов:

– 7 января 2000 года я получил тяжелое ранение и контузию на Сунженском перевале за селом Самашки… В составе оперативной группы занимался розыском членов чеченских бандформирований. И 7 января после зачистки населенного пункта Катар-Юрт мы получили информацию, что за селом Самашки в районе Сунженского перевала есть кошара, и туда зашли боевики, и среди них заложники. А я уже знал эту местность хорошо, потому что мы все уже обследовали, и вот в составе этой оперативной группы – я знал, где находится кошара, знал, как к ней подойти, подъехать, – мы выдвинулись туда. На подъезде на посту внутренних войск нас предупредили, что где-то блуждают бандиты. Они вырвались из Грозного, был штурм. Два КамАЗа с боевиками. И где-то здесь могут появиться. При выдвижении по нам сработали два наших вертолета, не разобравшись и расстреляв наш «Урал». И мы с этой группой попали под этих боевиков на двух КамАЗах, которые по рации нам кричали: «Вертолеты ваши, а пилоты наши».

Львов в Чечне

– Эх…

Все знали о неувязках в работе армии и милиционеров.

Львов:

– Они видели, как нас расстреливали, а им надо было прорваться в самашкинский лес. А мы как раз были на пути этих боевиков. Завязался бой. Нас было пятнадцать человек. В том бою я получил ранение, но, хоть боль была, терпел. Потом, когда бой закончился, подошли внутренние войска на помощь. Боевики, видя, что не смогут через нас пройти и к нам выдвигается помощь снизу, ушли снова в сторону Грозного. И вот меня тогда вывезли на БМП – было тяжелое ранение в ногу, контузия… Это случилось 7 января 2000 года на Рождество Христово… Ребята слышали, что там творится, по рации. Это боевой канал. Говорили: «Мы думали, вас всех привезут двухсотыми»… А у нас из пятнадцати только двое были трехсотыми (ранеными), – вздохнул майор Львов. – День очень удачный для нас. Меня вывезли потом домой. Операции были по удалению осколков. Кость была повреждена осколком, голень разорвана. Осколков было немерено.

Сергей Викторович рассказывал, а я не мог позволить себе его прервать.

Львов:

– Но рвался назад, к ребятам в Чечню. Не пускали меня. Но в 2001 году как раз перед заменой, когда у воронежских была последняя командировка, а их должны были менять кемеровские, начальник моего райотдела Нефедов Сергей Леонидович был назначен командиром сводного отряда. Я к нему подошел: «Хочу с вами ехать». А он говорит: «Врачи тебя не пропустят». – «А если пропустят?» – «Я не буду возражать». И вот я обхитрил врачей, в 2001 году я снова вернулся в Чеченскую Республику. И снова в Самашки. Там был поселковый отдел милиции на базе батальона внутренних войск. Там батальон стоял, и на его базе отдел. Но так как я был оперуполномоченным, уже был в командировке, знаю местность, знаю обычаи, командир батальона предложил мне выдвинуться – там ротный опорный пункт на Сунженском перевале, и на верху Сунженского перевала был образован ротный опорный пункт. То есть перекрывали единственную бетонную дорогу. Контроль, передвижение, и, чтобы исключить случаи мародерства, он попросил, чтобы я присутствовал как сотрудник МВД. Чтобы исключить случаи мародерства со стороны военнослужащих, чтобы не обижали местных жителей. На войне же всегда были случаи мародерства, и вот я выдвинулся туда. Там была рота так называемая. Но там роты (полноценной. – Примеч. авт.) не было, потому что вместе со мной на перевале стояло пятьдесят человек. Сорок семь военнослужащих, два офицера – командир заставы и его заместитель, – и я. Офицер, оперуполномоченный уголовного розыска. И у меня была задача смотреть. Там шлагбаум. Остановка транспортных средств. И снова я встречался со старейшинами, с которыми до этого встречался. Снова я встретил тех людей, с которыми мы взаимодействовали. И здесь на перевале, когда мы исключали случаи мародерства, у нас не было такого, чтобы какую-то мзду требовали. Я понимаю: война. Люди и так озлобленные. У кого не было средств для существования, и я еще буду их обижать? Поэтому я всегда…

– Что ж, работа такая…

Случай на перевале

Майор Львов:

– У нас случай был. Там раз в неделю ходил автобус на Назрань. Ехал через нас, потом спускался и уходил на трассу и на Ингушетию. Там дорога была с обратной стороны перевала. И вот он раз в неделю ездил и через день он возвращался. А тут утром я встал, выхожу: елки-палки, по колено снега выпало на перевале. По колено! Ну, выпал и выпал. А там с обратной стороны от нас подъем на перевал серпантином. С нашей-то стороны ровнее. Сижу, машин очень мало было, из-за того, что снег выпал. Там же дороги никто не чистит. Вечереет, уже начинает сереть. Смотрю, идут женщина с