Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию - Джон Гай Страница 52

поводу Анны. Это был обман, о котором они в будущем пожалеют. Уолси сделал ошибочный вывод, решив, что, если Генрих собирается аннулировать свой брак с Екатериной, его следующей супругой станет принцесса Рене, сестра королевы Клод. С политической точки зрения это была идеальная партия: принцессе скоро должно было исполниться семнадцать лет, и ее кандидатура уже рассматривалась на ярмарке невест. Уолси решил быстро действовать: он призвал короля предстать перед особым закрытым церковным трибуналом.

17 мая, ровно через двенадцать дней после того, как Генрих танцевал с Анной, и спустя почти пять месяцев после того, как он получил от нее драгоценный новогодний подарок, Уолси при поддержке Уорэма открыл первое заседание особого церковного трибунала, задача которого состояла в том, чтобы проверить законность брака Екатерины и Генриха. Следовало установить – и в этом заключалась сложность предприятия,– был ли брак Екатерины и Артура консумирован. Если да, как утверждал Генрих, тогда не существовало причин, препятствующих решению суда в его пользу, ведь это означало, что он и Екатерина были связаны первой степенью родства (родство с членами семей супругов считалось близким родством) и брак между ними был невозможен19.

Однако в какой-то момент, проявив нерешительность, Уолси отступил от намеченного плана. Будучи крайне щепетильным во всем, что касалось религии, он засомневался: связано ли это дело исключительно с вопросами законности или все же затрагивает аспекты богословия, в котором он не считал себя специалистом. Он отложил слушание, сославшись на необходимость проконсультироваться с опытными теологами, среди которых особым авторитетом пользовался Джон Фишер20.

Далее произошло нечто непредвиденное. 2 июня было получено шокирующее известие из Италии: мятежные войска под командованием герцога де Бурбона захватили и разграбили Рим21. Воспользовавшись тем, что после перегруппировки большая часть его армии находилась неподалеку от Милана, герцог потребовал для себя герцогство Миланское в качестве компенсации за конфискованные владения во Франции. Когда Карл отказал герцогу и не заплатил его солдатам обещанное денежное довольствие, мятежники двинулись маршем на Рим.

Осада Рима началась 6 мая в 4 часа утра с мощного артиллерийского обстрела, во время которого осаждавшие устанавливали штурмовые лестницы. Герцог де Бурбон, которого легко можно было узнать по белой мантии поверх доспехов, сам повел войско вперед и был сражен выстрелом. Если бы он не был убит, возможно, ему бы удалось удержать разъяренных солдат под контролем. Однако все сложилось иначе, и Рим подвергся безжалостному разграблению. Солдаты насиловали женщин, не щадя даже монахинь. Треть города, включая главные дворцы и храмы, была разорена или сожжена. Жителей пытали, выведывая у них, где спрятаны ценности. Несравненные гобелены Рафаэля со сценами из Деяний апостолов в Сикстинской капелле, обошедшиеся казне в пять раз дороже фресок на потолке работы Микеланджело, были сорваны со стен и уже никогда не будут восстановлены полностью. Собор Святого Петра превратился в конюшню для кавалерии герцога. Когда папа Климент поспешно покидал Ватикан, по традиции пользуясь длинным укрепленным коридором – пассетто,– который вел в замок Святого Ангела, он видел разгоревшееся внизу сражение и сам едва не попал под обстрел. Следующие шесть месяцев он проведет в замке как пленник22.

Карл не желал брать на себя ответственность за действия герцога де Бурбона, однако не мог не воспользоваться тем шансом, который ему представился: он потребовал от Климента компенсации за свое участие в создании Коньякской лиги, а также 400 000 дукатов в качестве выкупа за освобождение понтифика. Эти события нарушали планы Генриха. Он отдавал себе отчет в том, что теперь, когда папа находился во власти племянника Екатерины, развод с ней становился куда более трудным делом. В отместку за его союз с Франциском Карл не преминет воспользоваться ситуацией и снова обнаружит желание действовать в интересах семьи.

У Уолси были другие причины для беспокойства. 22 июня, когда трибунал еще не вынес официального заключения, Генрих без тени смущения объявил Екатерине, что они прожили восемнадцать лет в смертном грехе и должны расстаться23. В ответ она разразилась рыданиями, и тогда Генрих начал сконфуженно объяснять, что он делает это лишь с целью «докопаться до истины», чтобы развеять «сомнения, в которые его ввел епископ Тарбский»24. Откровенное заявление Генриха имело катастрофические последствия. Екатерина, которая никогда не мешкала, когда дело касалось защиты ее интересов, направила своего верного слугу Франческо Фелипеса к Карлу с посланием, в котором сообщала о планах мужа. Карл отреагировал мгновенно25. «Ее дело – наше дело»,– наставлял он посла в Лондоне, который должен был предостеречь Генриха. Он не преминул предупредить и папу Климента, предложив ему убедить Генриха отказаться от радикальных планов. В случае если Генрих будет упорствовать, Климент должен был лишить кардинала Уолси церковных полномочий и передать слушание дела в Рим26.

Вмешательство Карла превратило личную жизнь Генриха в щекотливый вопрос международной политики. Совсем не так он представлял работу особого тайного трибунала. 1 июля доктор Уолман прибыл в Йорк-плейс с дурными вестями. Слова Уолмана о том, что король усомнился в преданности Уолси, звучали угрожающе. Решение кардинала отложить слушание замедлило процесс вынесения решения по «тайному делу», что шло вразрез с планами Генриха. Предчувствия его не обманули. У него был реальный шанс аннулировать брак, а теперь процесс затягивался. И как оказалось, на целых шесть лет. К тому же Екатерина «стойко и непреклонно» продолжала отрицать тот факт, что ее брак с Артуром был консумирован, что противоречило главным доводам Генриха. Она обратилась за консультацией к законникам и намеревалась «оспаривать» претензии мужа в суде Рима, призвав «правоведов всего мира, за исключением Франции, выступить против Генриха»27.

Генрих и Анна недооценили Екатерину, которая тотчас приняла вызов, требующий от нее не только встать на защиту собственных интересов и интересов своей дочери, но и выступить во имя «святой католической веры». Дать развод для нее означало поставить под сомнение авторитет папы римского, а значит, усомниться во власти церкви. Она была истинной дочерью своей матери Изабеллы Кастильской, которая всегда исполняла свой долг. В католической нонконформистской агиографии Екатерину принято ошибочно изображать «терпеливой Гризельдой»[66], послушно ожидающей, когда же ее супруг наконец одумается28. Однако все было совсем не так. Екатерина была полна решимости противостоять Генриху на каждом шагу, если тот не прекратит подвергать опасности свою душу и души людей, доверившихся ему.

Уолси поспешил заверить Генриха в своей преданности делу о разводе. «Я призываю Бога в свидетели,– торжественно поклялся он,– что нет ничего, чего бы я желал сильнее, чем достижения успеха в означенном деле»29. 2 или 3 июля