Александр Петрушевский - Генералиссимус князь Суворов Страница 51

Турецкая пехота подошла к гирсовским укреплениям довольно близко, но русская артиллерия молчала; даже на передовом редуте, который мог бы давно открыть пальбу, не было видно людей. Турки прибавили шагу, повернули направо, примкнули правым флангом к речке Боруй и приняли положение, параллельное Дунаю. Тут они поставили батарею и открыли огонь по ближайшему из трех русских укреплений. Шанец, имевший маскированные амбразуры, не отвечал; Турки рассыпали часть своей пехоты и стали подходить. Окружив шанец со всех сторон, они приблизились на половину картечного выстрела и мгновенно бросились в атаку. Нападение было такое быстрое, что Суворов, находившийся вне укрепления для наблюдений, едва успел спастись внутрь. Атакующих встретил жестокий картечный огонь, но они все таки успели добраться до самого палисада.

Бригада Милорадовича из Севского и 2 Московского полков, весьма слабого состава, командуемая по болезни бригадного командира полковником князем Мочебеловым, стояла за речкою Боруй. Как только Турки, атаковавшие шанец, не выдержав огня, побежали назад к своей батарее, — Мочебелов перебрался чрез Боруй и двумя кареями двинулся против правого фланга и центра неприятельского расположения. Вслед затем на левый турецкий фланг направился из освободившегося от атаки шанца 1 Московский полк. Таким образом произведена общая на Турок атака. Турки особенно дорожили своим правым флангом и держались тут упорно, так что сбить их с высоты удалось после многих усилий и больших потерь, да и затем, пользуясь пересеченною местностью, неприятель старался удержаться в оврагах и ущельях, откуда русские войска должны были его выбивать последовательно. Лишь потеряв последнюю надежду на успех, правый фланг Турок пустился на утек, бросив свою батарею. Войска центра и левого фланга, атакованные Русскими и отрезанные от своего правого фланга, также принуждены были уступить, и бегство Турок сделалось общим.

Суворов послал гусар для преследования бегущих, а вслед за ними двинулся сам с частью пехоты. Но пехота не могла догнать неприятеля, бежавшего без оглядки и бросавшего на пути всякую лишнюю тяжесть, даже одежду. Пехота возвратилась в Гирсово, а гусары с казаками гнали неприятеля еще верст 30, и именно во время своего бегства Турки потеряли особенно много людей убитыми и ранеными. Гусары должны были прекратить преследование за крайним изнурением лошадей, казаки же продолжали почти всю ночь тревожить неприятеля.

Наблюдая Турок утром, до сражения, Суворов определял их численность в 10-12 тыс. человек; пленные показали 10,000. Убитых сосчитано свыше 1,100, но в действительности потеря Турок превосходила эту цифру, так как в бурьяне и в оврагах валялось много тел, которые не были видны. Орудий взято 7 и почти весь обоз с провиантом и другим имуществом. С нашей стороны боевые силы были гораздо меньше; хотя частей войск у Суворова было не мало, но половина их отличалась чрезвычайно слабым составом, так например, в одном из пехотных полков состояло в строю не больше 200 штыков. Общее число войск Суворова едва ли превосходило многим 3,000 человек; из них убитых и раненых насчитывали несколько меньше 200.

Румянцев приказал отслужить во всей армии благодарственный молебен и 5 числа написал Суворову: «за победу, в которой признаю искусство и храбрость предводителя и мужественный подвиг вверенных вам полков, воздайте похвалу и благодарение именем моим всем чинам, трудившимся в сем деле».

Излагая вкратце гирсовское дело в своей автобиографии, Суворов говорит, что дальнейшие подробности известны по реляциям, «в которые он мало вникал и всегда почитал дело лучше описания». При этом он обращает внимание начальников на следующий факт: у князя Мочебелова из 100 раненых солдат ни один не умер, до того был попечителен о своих людях этот достойный начальник. Такое замечание есть характерная черта, противоречащая многим ходячим о Суворове мнениям, особенно некоторых из его современников.

Суворов надолго остался без дела и продолжал сидеть в Гирсове даже с наступлением зимы. Румянцев, назначая его в Гирсово, приказал заняться постройкою помещений для войск, но в ноябре получил донос, будто Суворов только для себя построил землянку, а войска остаются без крова. Румянцев велел Потемкину исследовать это дело и принять меры к исполнению давно отданного приказания. Остается неизвестным, что нашел Потемкин; по всей вероятности донос оказался ложным. В августе и может быть в сентябре у Суворова была настоятельная забота о приведении гирсовского поста в надежное оборонительное состояние, но затем и начальник, и войска оставались без дела. Такое бездействие прямо противоречило основным правилам Суворова, считавшего постоянный солдатский труд совершенною необходимостью, а заботливость о здоровье войск, постоянно ему присущая, не дозволяет допустить мысли об оставлении солдат без крова 7.

Бесцветная и бесплодная кампания 1773 года окончилась. Переход через Дунай не повел ни к каким серьезным результатам; надежды и ожидания Императрицы остались неисполненными. Суворову нечего было делать в армии с наступлением зимы; в ноябре или в начале декабря он, с разрешения главнокомандующего, уехал в отпуск в Москву, на короткое время. Его однако задержало тут обстоятельство совершенно особого рода — он женился, а потому поехал в обратный путь лишь во второй половине февраля. Впрочем к началу кампании 1774 года он все-таки не опоздал; жена осталась в Москве.

Предположения Румянцева на этот год состояли в том, чтобы перенести действия за Дунай и проникнуть до Балкан.

Императрица одобрила его мысли и указала ему на необходимость решительных наступательных операций, дабы как можно скорее окончить войну. Рано открыть кампанию оказалось однако невозможным: стояла сильная стужа, рекруты не прибыли, предметы обмундирования и снаряжения не успели дойти. А между тем султан умер, на престол вступил его брат, Абдул-Гамид, который хотя тоже повел гаремную жизнь, но счел долгом сделать воинственное воззвание к подданным, и Турки, по полученным сведениям, готовились иерейти Дунай для наступательных действий. Румянцев рассчитывал открыть кампанию в начале мая; главные его силы должны были собраться к Браилову; для правого крыла генерал-поручика князя Репнина сборным пунктом указана Слободзея; левому крылу Каменского — Измаил; резерву под начальством Суворова, уже прибывшего к армии, устье р. Яломицы. Отряд графа Салтыкова оборонял Банат, защищал верхний Дунай и охранял Журжу.

Суворов должен был охранять Гирсово, наблюдать за Силистрией и вступить в сношение с Каменским для совокупных действий. Румянцев предоставил им самим и время, и направление их операций, а также решение вопроса — вместе им действовать или порознь. Они съехались и положили: не делая попыток ни на Варну, ни на Силистрию, постараться разбить неприятеля в поле, для чего и произвести общее наступление к Базарджику, а потом к Козлуджи. Румянцев одобрил план, изменив лишь некоторые подробности; между прочим Каменский должен был направиться от Карасу к Базарджику, а Суворов идти параллельно с ним, прикрывая его со стороны Силистрии. Впрочем Румянцев снова предоставил им действовать по усмотрению, но с тем, чтобы в спорных вопросах первенство принадлежало Каменскому, как старшему. Дивизия Репнина получила приказание — в случае требования Суворова, идти к нему на помощь за Дунай.