Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин Страница 48

не будет мстить ни за какие вины, и если вы это сделаете, сохранит в неприкосновенности ваши жизни и имущество. А если вы этого не сделаете, то я обещаю и заверяю вас, что мы войдем по милости Божьей во все города этого святого королевства, и установим там добрый и прочный мир, кто бы ни был против". Жанна требовала дать "быстрый ответ", поскольку, как известно, была девушкой нетерпеливой, да, и в любом случае дело было срочным. Предложение о помиловании, со стороны Жанны д'Арк выступавшей от имени Бога, а не короля Франции, сопровождалось лишь слегка скрытой угрозой.

Как же отреагировали жители Труа на это письмо? Мы знаем из писем от 4 июля, которые они отправили своим знакомым в Реймс, где они называли Жанну "плутовкой", "сумасшедшей, дочерью дьявола", "распространяющей бессмысленные письма". Жители Труа рекомендовали горожанам Реймса относиться к ней с недоверием, презрением и насмешками.

Очевидно, что два разных по тону письма были оставлены без внимания. Однако перспектива осады и штурма сильно пугала жителей. Здесь уместно упомянуть о роли епископа Жана Легизе, который до этого был настроен пробургундски, но впоследствии был вознагражден письменным помилованием, которое Карл VII даровал всем члена его семьи. Также видную роль сыграл брат Ришар, францисканец, изгнанный из Парижа за то, что проповедовал за дело Карла VII. Рассмотрим эту историю. Жители Труа, "принимая во внимание, что король является их законным и суверенным господином, а также успехи Девы, утверждавшей, что она послана Богом, пошли на переговоры. Епископ присутствовавший на переговорах вместе с некоторыми военачальниками и горожанами, согласились, что войны и кровопролития следует избежать и сохранить жизни и имущество жителей города. Король заявил, что церковники, получившие преференции при Генрихе, короле Англии, не только не будут их лишены, но и получат новые пожалования". Тут в настроении горожан произошла полная перемена, "как будто внезапно вдохновленная Богом и чудесами, которые уже сотворила Дева". Жанна вошла в Труа первой, раньше короля. "И приказала своим людям передвигаться по улицам пешком". Возможно, все еще были какие-то опасения. Тем не менее, жители "дали клятву королю быть ему добрыми и верными подданными, и с тех пор они всегда оказывали себя таковыми"[265].

Эта история о внезапном "обращении" горожан Труа на сторону королевской власти подтверждается письмом датированным 11 июля, приведенным в мемуарах ученого и эшевена Реймса Жана Рожье. Что же говорится в этом письме? Король "сказал им, что они могут чувствовать себя в полной безопасности, и что достопочтенному слуге Божьему, монсеньору епископу города [Жану Легизе] прибывшему [в составе делегации], король благоразумно объяснил [лично, а не через представителя, например, канцлера] причины, по которым он прибыл к Труа, начав с того, что после смерти покойного короля, его отца, он остался единственным и законным наследником упомянутого королевства, и по этой причине он предпринял путешествие в Реймс, чтобы короноваться, и в другие части своего королевства, чтобы привести их к повиновению; и что он простит все прошлые проступки; и что он будет стремиться к миру и спокойствию в королевстве, как при короле Людовике Святом[266]. Об этом жителям Труа было доложено на большом собрании, и после обсуждения было решено оказать ему полное повиновение, учитывая его несомненное на это право, о котором каждый знает, со своей стороны он должен забыть все обиды, не размещать в городе гарнизон и отменить все налоги, кроме габели, о котором он и его Совет уже договорились. Уступки были значительными. По всем этим причинам жители Труа рекомендовали горожанам Реймса сделать то же самое. Они сожалели, что так долго медлили, но не хотели быть единственными, кто перешел на другую сторону (ведь в этом случае они подверглись бы репрессиям)". В письме добавлялось: "Он государь величайшего благоразумия, понимания и доблести, который когда-либо происходил из благородного королевского дома Франции". Письмо аналогичного содержания было направлено жителям Шалона, епископ которого, Жан де Сарбрюк, долгое время был сторонником Орлеанского дома. В этом письме король восхвалялся "как кроткий, милостивый, жалостливый и прекрасный человек, с гордой осанкой и высоким пониманием своей роли"[267].

Все это было хорошим предзнаменованием. Однако во время пребывания в Париже с 10 по 15 июля Филипп Добрый провел переговоры с регентом Бедфордом, в результате которых англо-бургундский союз был возобновлен. Предполагается, что в этом реалистичном, если не сказать сердечном сближении, сыграла большую роль Анна Бургундская, сестра герцога и жена Бедфорда. 14 июля в здании суда Бедфорд объявил, что убийство арманьяками Иоанна Бесстрашного является великой изменой. Этот вызвало настолько бурное негодование публики, что некоторые, кто еще был благосклонен к арманьякам, стали их ненавидеть. Затем регент заставил толпу замолчать, чтобы дать возможность высказаться Филиппу. "И тогда собравшихся заставили принести клятву, что все они будут верны регенту и герцогу Бургундскому"[268].

Реймс

Что собирались делать жители Реймса, которые похоже, не знали о событиях в Париже? Из чтения журнала заседаний муниципалитета, который, к сожалению, внезапно прерывается 12 июля, и различных корреспонденций складывается впечатление, что вначале они были разобщены более, чем можно подумать. Среди них были арманьяки, в том числе и среди лидеров. Однако большинство, в сложившейся ситуации, все же выступало за единство. Отсюда, например, решение, принятое 8 июля Советом эшевенов, провести в следующее воскресенье (10 июля) шествие и призвать народ "к союзу, миру, любви и послушанию".

На самом деле, беспокойство среди населения начало расти месяцем ранее, 8 июня. Постепенно были приняты различные меры для обеспечения обороны города в случае необходимости. Не было обращения за помощью ни к герцогу Бургундскому, ни к регенту Бедфорду, несмотря на то, что он ее предлагал, о чем свидетельствует записка Жана де Ринеля, королевского секретаря, который, как мы видели, еще в 1420 году сформулировал концепцию объединения двух корон (скажем так, он был "пропагандистом" дуалистической монархии). Реймс явно опасался присутствия "иностранного" гарнизона в своих стенах. В городе находился капитан, бургундец Гийом де Шатийон, сеньор де Труасси, который долго отсутствовал и решил вернуться в Реймс (24 июня), чтобы "жить и умереть вместе с жителями", но ему явно не доверяли. В окрестностях Реймса также находились два бургундских капитана, сеньоры де Л'Иль-Адам и де Савез, которые были приглашены в город, но с небольшим количеством людей. Мы знаем, что 6 июля 1429 года Тибо VIII, сеньор де Нёшатель и де Шатель-сюр-Мозель, сообщил герцогу Бургундскому "о походе Дофина и о том, как он продвигается к Реймсу". В то же время Рене Анжуйский, герцог Барский, который воевал в окрестностях Меца от имени и по поручению своего тестя Карла II Лотарингского, уже подумывал о том, чтобы присоединиться к королю, но все еще на это не решался, хотя месяцем ранее официально не признал Генриха VI своим законным государем.

Сохранилось послание от 13 июля Гийома де Шатийона жителям Реймса состоящее из трех пунктов. Во-первых, он сообщал, что сторонники Дофина вошли в Труа благодаря предательству епископа Жана Легизе, настоятеля городской церкви и брата Ришара, но захватчикам уже угрожает голод, и их успех вряд ли продлится долго[269]. Во-вторых, что он присутствовал при допросе одного бургундского оруженосца, который лично видел Деву, и показал, что она "является самой настоящей простушкой". В-третьих