Сигизмунд Дичбалис - Зигзаги судьбы Страница 47

Здесь, конечно, невозможно передать приличными выражениями нашу тогдашнюю реакцию на это воровство. Скажу только — атмосфера вокруг нас стала просто раскалённой!

Началось сверление скважин. Геологические разведки уводили геологов (и меня с ними), на несколько дней от лагеря. Помню, как однажды пришлось мне и моему туземцу-носильщику переночевать под открытым небом. Темнело в тропиках рано и сразу. Мы выбрали огромное дерево с корнями, начинавшимися над поверхностью земли на высоте двух метров и образовывавшими как бы стенки вокруг ствола. На ночь мы улеглись, съёжившись от прохлады, за такой стенкой из корней. Под утро нас разбудило движение лиственного настила многолетней давности под нами. Землетрясение?! (Они были частым явлением в Новой Гвинее).

Но нет, это было не землетрясение!.. Огромный удав чёрно-зелёного окраса и толщиной с бутылку, а то и толще, выползал из-под нас, не выдержав веса наших тел. Нас как бы парализовало! (Наш дух с перепуга был уже вне досягаемости!) Мы остались сидеть неподвижно и только смотрели вслед уползающей огромной змее — не ядовитой, но укус которой из-за накопления всяких бацилл в пасти всегда грозит заражением крови.

Ни золота, ни нефти я не успел найти. Меня сковала боль в животе.

Подозревая аппендицит, начальник экспедиции отослал меня назад «к цивилизации». Был вызван самолёт, но из-за отсутствия посадочной площадки в нашем районе приземлиться он мог только в последнем патрульном пункте, а до него было более ста километров. Было снаряжено маленькое каноэ, мне дали туземца-попутчика, и мы, усевшись поудобнее, поплыли вниз по течению, обходя упавшие стволы деревьев, огромные камни и водовороты. Течение было около десяти километров в час, и к ночи доплыли мы до места, где должна была быть тропа, ведущая к патрульному посту. Беда была в том, что тропы, как таковой, не видно было. Было время половодья, и пространство шириной примерно в 5–6 км было превращено разлившейся рекой (а это была одна из главных рек Новой Гвинеи — Сепик) в болото глубиной до двух метров. Для того чтобы избежать встречи с крокодилами, а их там было хоть отбавляй, патруль-офицер распорядился соорудить что-то вроде длинной плавучей дороги из брёвен, связанных одно с другим. В сырости и под дождём это хитрое изобретение обросло слизью и стало труднопроходимым даже днём. Но ждать было нельзя, чуть свет самолёт должен был прилететь за мной. Да и как ночевать в болоте с крокодилами?!

От прыжков с бревна на бревно и постоянного погружения по пояс в воду боль у меня в животе дошла до степени уже совершенно невыносимой. Но остались лишь пара километров, и начинало светлеть. Стиснув зубы, запрыгал я дальше по брёвнам. И вдруг! После очередного моего промаха и погружения в воду боль исчезла.

Вспотев от натуги, выбрался я на высокий берег реки и увидел уже ждавший меня двухмоторный самолет «Сессна». Дойдя до поста, я был окружён людьми, ожидавшими увидеть полупокойника, а тут он улыбается, шутит и на боль не жалуется. Я рассказал, всё как было. Покачав головой, доктор, который прилетел с самолётом по настоянию моей супруги (она получила по радио известие, что дела мои плохи), сказал, что если мне придется за все платить, так уж будет лучше, если я использую эту возможность и полечу в Маданг повидать жену и ребёнка. Так я и сделал!

Так выглядел тот дом в Маданге

Такими мы с Трудой были в молодости

А такими мы с Трудой были в «среднем возрасте»

Я — отец! Сын — физкультурник!

Это те самые туземцы, которые нас обокрали!

В самолёте мне стало плохо. Когда приземлились на аэродроме в Маданге, меня уже ждала вызванная по радио «скорая помощь» (Это был старый американский джип с прицепом и матрацем). Не помню, как я прибыл в госпиталь. Главный врач (а там был только он один, с помощником-студентом на практике) поставил диагноз: «Лопнула слепая кишка». Врач был венгром, без права практики в Австралии, но допущен как медик для работы в захолустье Новой Гвинеи.

Сказав Труде, что положение моё почти что безвыходное, но попытаться спасти меня не будет противозаконным ни морально, ни юридически, он предложил моей жене подписать какую- то бумагу, которая освобождала его от каких-либо претензий в случае неудачи. Я был под его ножом на кухонном столе «госпиталя» через минуту, и мои внутренности перемывались в эмалированной миске с чуть заржавевшим дном. Жаль мне, но я не могу рассказать вам, как шла операция.

На моем лице лежал ком ваты с хлороформом. Я узнал лишь после операции, что хирург и его помощник-студент заключили пари — выживу я или нет! Врач надеялся, что да, а студент, проигравший в результате ящик пива хирургу, был уверен, что нет! Несколько раз встречал я этого студента, теперь уже тоже хирурга, в Брисбене. Никак не мог он «простить» мне его проигрыш. «Видишь ли, — рассказывал он мне, — ты же был в безнадёжном состоянии!» Ну, так что же? Дуракам счастье!

Надо сказать, что период с 1956 до 1961 года был для меня очень непростым. Мне пришлось пережить три операции, месяцами трястись от тропической малярии, и в конце 1960 года я чуть ли не «загнулся» окончательно.

ЯПОНИЯ, ГЕРМАНИЯ, НОВАЯ ГВИНЕЯ…

У меня появились частые боли в левой стороне спины. Хожу, занимаюсь делами, и вдруг — схватка, да какая! Приходилось бросать всё, что делал в данный момент. Разговор ли с клиентом, проявление ли плёнок, вождение ли машины… Были случаи, когда я чуть не терял сознание, поднимаясь с аквалангом из глубины моря. Врачи раз двенадцать делали рентгеновские снимки, которые показывали только какое-то затемнение в грудной клетке. Дело дошло даже до уколов морфия, чтобы дать мне возможность поспать. Какой-то специалист, приехавший из главного города острова Порт-Морсби, осмотрев меня в период затишья боли, заявил с оттенком раздражения: «Если Вы перестанете думать, что с Вами что-то не в порядке, боль пропадёт!». «Перестать думать» я не мог, так как боли не прекращались, а тут мне ещё пришлось лететь в Токио, в Японию, для обсуждения вопроса об организации представительства фирмы «Пентакс» в Новой Гвинее. Пришлось глотать болеутоляющие таблетки без перерыва, но и они уже не помогали. Между схватками были и «весёлые» моменты. Поместили меня в Токио (я там пробыл месяц) в частный отель, недалеко от фабрики, где я изучал устройство фотоаппаратов «Пентакс» и их обслуживание в случае поломки механизма.