Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко Страница 45

бы следовало почитать. Напомню: у советской молодёжи в ту пору был очень популярен Сэлинджер. «„Над пропастью во ржи“, – признался Бондарев, – мне напомнил прозу совершенно о другом – Гладилина и Амлинского, начинающих работать в этом плане, очень отдалённо и Кузнецова» (РГАЛИ. Ф. 3173. Оп. 1. Д. 16. Л. 41). Но у нас официозные критики утверждали, будто герой Сэлинджера не имел социальной платформы, а раз так, то Сэлинджер несёт вред. Бондарев с этим категорически не соглашался.

Из других относительно молодых русских писателей Бондарев отметил Юрия Казакова. «Он мне кажется талантливым человеком. Но у меня к нему есть претензии». А какие? Бондарев упрекал Казакова в излишнем подражании Бунину. Ещё писатель отметил Василия Аксёнова. «Он, может быть, пошёл по лёгкому пути, быстро свернул конфликт и быстро дал счастливый конец». Бондарев не скрывал, что хотел бы чаше имена этих писателей видеть в «Литературке», но это сильно напугало охранителей. Не по их ли просьбе на отдел русской литературы и лично на Бондарева начал новую атаку Георгий Гулиа?

Одна из очередных неприятных сцен развернулась в «ЛГ» на летучке 17 января. Остававшийся на хозяйстве Косолапов завёл разговор об опубликованных в газете стихах Евгения Долматовского. Мнения в редакции разошлись: одним они понравились, а другим нет. Косолапов признался, что до сих пор не понял Окуджаву, его политику. Ему кто-то попытался объяснить, что политика Окуджавы – печатать хорошие стихи, скажем, отвергать графоманию Сергея Острового, но пробивать на газетную полосу талантливые строки Евгения Винокурова. Косолапова такой подход смутил. Этим тут же воспользовался Гулиа, который стал накручивать Косолапова и капать на Бондарева, чей отдел чуть не пропустил вредную, по его мнению, статью Александра Борщаговского. Гулиа в красках расписал перед всем честным народом, как он допытывался у Феликса Кузнецова, кто пропустил сомнительный материал.

«– Прочитал Бондарев?

– Перелистал.

Спрашиваю, кто читал? Говорят – Борисова ‹…› А читал Стеценко ‹…› Но я бы хотел, чтобы дальше этого не было» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 5. Д. 5. Л. 56).

Гулиа вновь намекнул, что исправиться всё могло только при других людях, но не при Бондареве. А Косолапов публичный отпор Гулиа не дал – он, видимо, хотел всех умиротворить.

Первым не выдержал один из замов Бондарева – Лазарь Лазарев (а он был в отделе русской литературы «ЛГ» главной рабочей лошадкой). Устав от дрязг, он попросил отпустить его в журнал «Вопросы литературы» к Виталию Озерову.

После этого задумался о смене своего статуса и Бондарев. 2 февраля 1961 года он подал заявление о сложении с себя полномочий редактора отдела русской литературы, но попросил, чтобы его оставили членом редколлегии газеты, причём на общественных началах. Ему пошли навстречу. А уже через пару недель Бондарев вылетел в Париж знакомиться с культурой Франции. Компанию ему в этой поездке составил его тогдашний друг Григорий Бакланов. Кроме этих двух литераторов, инстанции направили в Париж также нескольких полуклассиков, таких как Вс. Иванов и В. Каверин, борца за идейную чистоту Александра Дымшица, одного из лидеров молодых исповедальщиков Анатолия Гладилина и ещё целый ряд литераторов.

По возвращении из Парижа Бондарев порекомендовал Косолапову укрепить в «ЛГ» отдел литературы молодым критиком Владимиром Лакшиным. «В марте 1961 года, – вспоминал протеже писателя, – я получил приглашение пойти работать в „Литературную газету“. Должность была – зам. редактора отдела русской литературы, заведующий отделом критики. В газете я проработал год с небольшим и никогда не пожалел об этом – хоть и вертелся с 10 утра и часто до 11 вечера (газета выходила 3 раза в неделю и накануне выхода номера сидели допоздна), зато это был необходимый опыт, без которого в „Новом мире“ потом я чувствовал бы себя неуверенно.

Заведовали отделом – сначала Ю. Бондарев, тогда молодой автор двух нашумевших военных повестей, и потом – ещё более молодой и пока не отличившийся в критике Ф. Кузнецов. Редактором газеты был В. А. Косолапов, сначала сильно страдавший от своего положения „и. о.“ и долго не утверждаемый начальством.

Состав отдела был занятный: поэзией заведовал Булат Окуджава, чьи песни тогда лишь начинали петь. В критике работали – Б. Сарнов, С. Рассадин, И. Борисова. Но особенно забавно сейчас вспомнить состав наших так называемых консультантов, получавших небольшую плату за ответы на письма читателей и всё время околачивавшихся в редакционных коридорах. Это были: покойные ныне ученики Паустовского – Борис Балтер и Лев Кривенко, а также Владимир Максимов и Наум Коржавин. Помню большую комнату отдела – и в ней дым коромыслом: накурено, все кричат (и громче всех Коржавин), читают стихи. То и дело забегали к нам „на огонёк“ Ф. Искандер, В. Аксёнов, А. Вознесенский – вся тогдашняя молодая литература. Большинство наших приближённых авторов участвовали в нашумевшем альманахе „Тарусские страницы“ – и страсти вокруг него кипели вовсю» (Лакшин В. «Новый мир» во времена Хрущёва. С. 46).

Лакшин забыл упомянуть, что взявший его в «Литгазету» Бондарев вскоре дал ему рекомендацию ещё и в Союз писателей. «…в литературу, – писал Бондарев, – пришёл интересный критик. В его статьях я вижу не только детальнейший, остроумный разбор, но и перспективные пути развития советского романа ‹…› В. Лакшин умеет в конкретном настоящем видеть будущее» (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 39. Д. 3258. Л. 44).

К слову, Бондарев в ту пору помогал не одному Лакшину. Из молодых он тогда всячески поддерживал и пробивал в «ЛГ» Василия Аксёнова и Владимира Амлинского. Из писателей своего поколения, помимо Бакланова, отстаивал в «ЛГ» Бориса Балтера, Льва Кривенко, Владимира Богомолова и Константина Воробьёва. Внимательно он относился и к таким старикам, как Паустовский, Панфёров и Корней Чуковский.

В новом статусе Бондарев появлялся в редакции «ЛГ» уже от случая к случаю, как правило только на очень важные заседания или когда у него самого возникала острая нужда в посещении редакции. В 1961 году сама редакция потревожила писателя, кажется, всего лишь два раза. Первый раз его очень попросили заглянуть в газету в начале июля. Тогда на новый виток вышел скандал со статьёй Бенедикта Сарнова о Евтушенко и Вознесенском. Партаппарат остался очень недоволен позицией газеты и ходом спора и попросил с завершающим дискуссию материалом выступить критика Александра Дымшица. Тот не подвёл своих боссов из ЦК и выдал всем сестрам по серьгам, а попутно обвинил зачинщика спора Сарнова в ревизионизме.

Весь отдел русской литературы, когда прочитал поступившую к ним рукопись Дымшица, встал на дыбы и выступил против её публикации. Но в самой редакции выводы критика страстно поддержал