Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли Страница 4

найти там отдых, собраться с мыслями и сориентироваться в новых обстоятельствах. В мае того же года она покидает Париж в сопровождении служанки и своего секретаря Виара. В Шамроне она обращает внимание на гувернантку своих племянников, молодую девушку, наделенную удивительным тактом, скромностью и умом. Ее зовут Жюли де Леспинас. Госпожа дю Деффан предлагает ей занять место компаньонки, то есть жить в тени хозяйки известного салона, посвящая свое время и силы тому, чтобы беседовать с ней и читать ей книги и письма, которые она уже скоро не сможет прочесть сама. Поначалу Жюли де Леспинас польщена, однако она желает обдумать это предложение, причем подальше от Шамрона. В октябре 1752 года она поселяется в одном из лионских монастырей. Госпожа дю Деффан тоже покидает родовое гнездо, чтобы провести зиму в Маконе, где эта безбожница живет у епископа, одного из своих хороших друзей. Там она пишет нижеследующее письмо Д’Аламберу, известному математику и одному из отцов «Энциклопедии», который имеет большой вес в ее салоне. Внебрачный сын маркизы де Тансен, он приходится племянником знаменитому кардиналу де Тансену, доброму другу нашей героини. Госпожа дю Деффан очень дорожит Д’Аламбером и, по всей видимости, сильно им увлечена.

Макон, 22 марта 1753 года

Если вы что-нибудь слышали об этом секретаре суда из Вожирара, дайте мне знать. Вам вздумалось сказать мне, что вы показывали мои письма аббату де Кане [писателю, другу Д’Аламбера], и он остался ими доволен. И как же прикажете после такого известия сохранять хладнокровие? Это расстраивает [sic!] мне воображение. Но поскольку вы не покажете ему письма́, коль скоро найдете его недостаточно совершенным, я говорю себе, что аббат его не увидит, и успокаиваюсь. Я была бы счастлива, если бы вы сумели убедить его познакомиться со мной, но вам это не удастся; в лучшем случае получится, как с Дидро, которому хватило одного визита, – во мне совсем нет атомов, которые обладают притягательной силой[6].

Я написала Формону, чтобы он сам сообщил вам свое мнение о ваших сочинениях. Он во многом сходится со мной, находя ваше «Рассуждение о вельможах, Меценатах и проч.»[7] немного затянутым. Но он очарован стилем; он утверждает, что нечто в духе Лабрюйера было бы уместнее, но признает, что вы были совершенно правы, не последовав тому, так как эта тропа уже слишком исхожена. Он был бы в отчаянии, как и я, если бы вы замкнулись в своей геометрии, – это именно то, чего желают и на что надеются так называемые «великие умы» и невеликие таланты, нападая на вас. Будьте философом настолько, чтобы не тревожиться о том, выглядите вы им или нет; и питайте презрение к людям настолько искреннее, чтобы отнять у них всякую возможность и надежду оскорбить вас.

Я рассчитываю на скорую встречу с вами, то есть даже более скорую, чем ожидала, если только не выйдет какой-нибудь задержки, которой я не могу предвидеть. Я возвращаюсь в Париж в июне и очень рассержусь, если по приезде узнаю, что вы изволите находиться в деревне. Мне действительно не терпится видеть вас и говорить с вами. Надеюсь, что жизнь, которую я намерена вести, придется вам по вкусу: мы часто будем ужинать вдвоем, лишь вы и я, и поможем друг другу утвердиться в своем решении не ставить свое счастие в зависимость ни от кого, кроме себя самих. Может быть, мне удастся научить вас выносить общество себе подобных, а вы научите меня без них обходиться. Придумайте, как мне избавиться от скуки, и вы обяжете меня больше, чем если бы открыли мне тайну философского камня. Здоровье мое не слишком дурно, но я слепну. На следующей неделе я еду в Лион и увижусь там с кардиналом [де Тансеном]. Не думаю, что он столь же счастлив в своей пурпурной мантии, сколь счастлив в своей бочке некий человек, который приходится ему племянником [Д’Аламбер]. Пусть моя поездка не помешает вам написать мне – она будет весьма недолгой, и я точно так же получу ваши письма. Прощайте. Сделайте все, что в ваших силах, чтобы аббат Кане захотел свести знакомство со мной. Не знаю отчего, но он и его племянница всегда напоминали мне о «Терезе-философе» [либертинский анонимный роман, вышедший в 1748 году]. Вам, может быть, незнакома эта книга – если станете справляться о ней, молчите, что это я вам о ней сказала.

В мае 1753 года госпожа дю Деффан возвращается в Париж. Она вновь распахивает двери своего салона, который имеет небывалый успех и становится светским, философским, литературным и культурным эпицентром столицы. Его хозяйка отныне слепа и особенно нуждается в постоянной заботе и внимании. Она вступает в переписку с Жюли де Леспинас, которая все еще находится в Лионе, и осыпает девушку ласками в надежде побороть ее сомнения. В нижеследующем письме госпожа дю Деффан набрасывает подробный план их совместной жизни, которую она преподносит прежде всего как взаимные моральные обязательства. В конце концов в апреле 1754 года Жюли приезжает в Париж. В течение следующих 10 лет она будет жить на антресольном этаже в скромном помещении, которое сообщается с квартирой госпожи дю Деффан через низкую лесенку.

13 февраля 1754 года

Я счастлива, моя королева, что вы довольны моими письмами и решились все ясно изъяснить господину Дальбону [брату Жюли]; но я совсем не разделяю вашего мнения, что это окончится неудачей. Я убеждена, что он захочет назначить вам содержание (его бы побили камнями, поступи он иначе), а это значит, что моим планам нескоро суждено будет свершиться. Но уж если он вам откажет, вы получите полное право поступать по собственной воле, и в этом случае я надеюсь, что вам все так же захочется поселиться в моем доме; однако прежде, моя королева, вы должны как следует изучить самое себя и увериться, что не раскаетесь в этом. В своем последнем письме вы пишете вещи самые нежные и приятные, но припомните, что два или три месяца назад вы так не думали. Вы признались тогда, что страшитесь скуки, о которой я вас предупреждала, и хотя вы к ней привычны, в большом свете она может стать для вас более нестерпимой, чем в уединении, – и коли так случится, вы впадете в уныние, которое сделает вас несносной, а у меня вызовет отвращение и сожаления. Таковы были ваши собственные выражения, и надо думать, что именно эту «ошибку» вы просите меня простить и забыть. Но, моя королева,