Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано Страница 4

И эта глубокая связь вовсе не была продиктована религиозными соображениями.

На Родосе не было ультраортодоксальных евреев, и отличить еврея от других жителей острова было нелегко. Мы не носили никакой особенной одежды, даже кипу[8] надевали только в синагоге.

Черную шляпу и короткую бородку носили только старички, но никто из них не стремился в этих символах выразить свою идентичность. В конечном счете эти символы становятся важными и драгоценными, только когда твоя идентичность подвергается риску и нападкам. В таких случаях заострять на них внимание и демонстрировать принадлежность к собственным корням равносильно вызову. Но на Родосе евреи жили в мире и согласии с другими этносами и религиями, и никто не чувствовал, что его идентичность находится под угрозой, а соответственно, не ощущал необходимости напоминать о своей истории всем, кто находился рядом.

Лично у меня никаких особых отношений с религией не было. Хотя в городе и были школы Всеобщего израильского альянса (Alliance Israelite Universelle), где дети учились до третьего класса, я посещал мужскую итальянскую школу, которая находилась за пределами городских стен. Посещать школу альянса я начал гораздо позже. Там я выучил французский язык и, спасибо маэстро Леви, постигал основы еврейской культуры и языка, но на это оставалось уже совсем мало времени.

В нашей семье никогда не царил дух приверженности религии. Мы соблюдали все обычаи, но не были фанатиками. К примеру, для нас, Модиано, соблюдение всех ограничений, связанных с кашрутом[9], всегда было слабым местом. Мы, конечно, избегали свинины и других запрещенных продуктов, но без особой тщательности. Я рос в военное время, еды не хватало, и мы довольствовались тем, что было, невзирая на то, кошерное оно или нет. Когда наступили черные времена, нарушать запреты вынуждены были и те, кто свято чтил традиции. Когда Родос лишился возможности пополнять запасы пищи морским путем и мы оказались в буквальном смысле слова отрезанными от мира, голод довел людей до того, что за кусок хлеба они готовы были платить золотом. Мой отец изворачивался как мог, чтобы добыть пропитание для семьи. В таких условиях мало кто из евреев отказался бы от кусочка колбасы.

Мы были не единственными, кому религиозные законы устанавливали запреты на пищевые продукты. У наших соседей турок были те же проблемы, и, возможно, эта маленькая деталь поспособствовала тому, что у обеих наших общин с течением веков установились отношения солидарности.

У моего отца было много друзей среди турок, и он всегда говорил мне: «Если ты завоевал дружбу турка, можешь слепо ему доверять, ибо ты получил друга навсегда. Друг турок никогда не предаст и не ударит в спину. И если что-то захочет тебе сказать, скажет в лицо и не станет лукавить». Жизнь показала, что он был кругом прав, потому что я не раз видел, как мужественный турок с риском для жизни спасал священные свитки Торы.

Друзья турки часто заглядывали к моему отцу. Они, как и он, были страстными садоводами и могли часами обсуждать с ним по-турецки уход за посадками или фруктовыми деревьями. К их советам он очень прислушивался и считал их драгоценными. Как и многие родосские евреи, мои родители очень хорошо говорили по-турецки. Все, кто родился в XIX веке, еще до вторжения итальянцев в 1912 году, выросли во времена турецкого владычества и даже одевались на турецкий манер. То, что объединяло обе наши общины, было гораздо важнее того, что их отличало друг от друга.

С греческой православной общиной отношения сложились гораздо более напряженные. Хотя наши кварталы и соседствовали, различия между нами казались непреодолимыми. Конфликты, которые в мирное время никогда не переходили в открытую конфронтацию, вспыхнули в послевоенное время, когда после короткого периода контроля англичан остров стал греческой территорией. Те немногие, что выжили после холокоста и вернулись на Родос, не смогли реинтегрироваться. Все, кто хотел снова поселиться на острове, должны были отказаться от своего происхождения и попросить греческого гражданства. Это был самый настоящий шантаж. Многие сделали хорошую мину при плохой игре ради того, чтобы вернуть нажитое имущество. К примеру, моя кузина Лючия вышла на острове замуж и получила греческий паспорт без всяких проблем. А тем, кто уехал с острова еще до войны или был депортирован, в гражданстве отказали, и они лишились всего.

Я об этом шантаже не желал ничего знать и не принял его. Я родился на этом острове, который в то время был итальянской колонией, ощущал себя итальянцем и гордился тем, что я итальянец.

* * *

Жизнь еврейской общины проходила в русле коммерции и различных ремесел, а потому по большей части в пространстве от Колонны до Укимадо. Отсюда к турецкому берегу шли все торговые пути, которые почти полностью контролировали еврейские купцы. Торговлю с другими островами контролировали греки, перевозившие на своих шлюпках с Суми, Коса и Леро арбузы, дыни, огурцы и помидоры. Благодаря такой торговой сети и постоянному движению больших и малых кораблей Родос ни в чем не нуждался.

В Джудрии были представлены все ремесла, поскольку евреи, помимо своей необыкновенной способности к коммерции, были большими знатоками любого из ремесел. Дело доходило до того, что почти все греческие или турецкие ремесленники, проживавшие на острове, вышли из подмастерьев еврейских ремесленников и обзавелись своими лавочками. Я был знаком с одним из них, юным греком Марко, который учился у еврейского мастера, стал прекрасным ювелиром и даже выучил язык ладино.

В нашей общине трудились медики, фармацевты, электрики, гидравлики, ювелиры, портные, и нередки были случаи, когда один мастер владел сразу многими профессиями. Время было трудное, и людям приходилось исхитряться работать с тем, что было под рукой. Мы жили не в ту эпоху, где господствовало правило «воспользовался и выбросил», мы, наоборот, старались отремонтировать и перепрофилировать старые вещи. А потому все понемножку владели навыками небольших работ по домашнему имуществу.

Некий Альберто Бенвенисте владел сразу несколькими профессиями: он был электриком, гидравликом, стекольщиком и жестянщиком. Он умел ловко мастерить из оцинкованного железа ведра, чайники и котлы разных размеров, причем все, что он делал, отличалось известным артистизмом исполнения. Его изделия были действительно полезны, ибо оцинкованный металл не ржавел.

Альберто был другом моего отца и взял меня к себе в подмастерья, с тем чтобы я выучился всему,