Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII Страница 39

Была Мария Касукабе, бывшая ученица Женской школы, в прошлом году по болезни не окончившая курс, вернувшаяся домой в Какегава. Родители послали ее в Симоса обучаться шелководству. Хозяин заведения и товарки (человек 80) сначала гнали ее за веру, бранили, не хотели даже учить ее делу. Но храброго характера она и хорошо знающая вероучение, притом же усердная христианка; и от матери получила наставление при отправлении: «Учи там вере»; поэтому повела спор так разумно и являло такое доброе поведение, что теперь уже сделана старшею над двадцатью товарками и за веру ее уже не бранят, а, напротив, внимательно слушают ее и просят говорить о вере. Снабдил ее всеми книгами, какие даются в напутствие в жизнь выпускным из школы после экзамена; это поможет ей еще лучше просвещать желающих слушать учение Христово.

Поздно вечером Павел Накай принес отпечатанный лист Требника, еще — лист корректуры, где в 7–й песне погребения младенцев, в 3–м тропаре вместо «агаме хомерару» значилось только «хомерару», — «не нужно ли прибавить ,,агаме“?» — спрашивает; заглянул я в оригинал: «Как же, разумеется, нужно». И выходит: хоть сто раз перечитывай, а недосмотров не избежать. Errare humanum est [4] — одно и утешение. Но затем у Накай расцвела улыбка: «Передумал». — «О чем?» — «Есть у о. Павла Сато 5 ен, запоздалые пожертвования христиан на войну; не знает, куда деть; из Женского Благотворительного Общества (Сейкёо Фудзин кёо–дзоцу квай) нашего могут дать 2 ены; итого 7 ен есть; не прибавите ли?

Завтра последнее число взноса в сбор княгини Комацу». — «23 ены прибавлю, — пусть будет круглая цифра — 30 ен». И, вынувши деньги, отдал ему. Накай с цветущей улыбкой ушел. Завтра представлено будет пожертвование инспектрисой «Православного Женского Духовного Училища на Суругадай» и главною в «Православном Благотворительном Обществе» Елисаветою Котама.

3/15 июня 1895. Суббота.

Утром толковал Обара, Кису и их товарищам, чтобы играли что–нибудь серьезное, а не вечную гамму, на скрипке и фортепиано. Начали втроем на скрипках, что похоже на концерт, но сейчас же и бросили и пошли опять пилить гамму. И могут уж играть что–нибудь похожее на музыку — но лень, или неспособность, не знаю, что держит их всех вон лет десять на одном и том же месте; утомляют себя и сами же себе наводят апатию. И скуку этой вечной своей гаммою и самыми элементарными упражнениями на нее.

А намеревался я уже внизу построить здание для певческой, и в нем залу для концертов — для своих, да и чужие могли бы слушать. С бездарностями недалеко уедешь.

Пришел ящик с иконами из Троицко–Сергиевой Лавры: 3000 икон Спасителя, домовых, в семь вершков, и 24700 икон разных малых размеров, почти все Богоматери; всего на 1536 рублей. На много лет хватит этого запаса, только нужно бы домовые иконы Богоматери, тоже семь вершков. В ящике с иконами оказалась еще посылка от о. Александра Сахарова, лаврского иеромонаха, моего старого знакомого: серебряная кружка, четки, альбомчики видов Лавры, Москвы, Санкт–Петербурга и Киева и письмо, в котором, между прочим, извещается, что о. Моисей, двадцать лет назад бывший здесь и уехавший отсюда и, после службы в Александро–Невской Лавре, бывший настоятелем, в сане архимандрита, монастырей — сначала в Саратовском, иноком, Вятской епархии, ныне помещен в число братии в Софроньевской пустыни Вятской епархии. Вот что значит невоспитанность и невыдержка; способности богатейшие и развитие достаточное — кончил курс Семинарии; но капризливость, своенравие, упорство, гордость не умеет обуздать и исправить наше воспитание — оттого и никуда не годен человек.

4/16 июня 1895. Воскресенье.

После Обедни зашел ко мне сержант Семен Накацука, сын Иова, показывающего Собор, только что вернувшийся из Китая, в изношенном платье, в котором был все время на войне и участвовал во многих битвах; во все время пять пуль касалось его платья, одна засела в нем, но Бог миловал от ран; на сабле зазубрины от рубки по неприятелям при близких схватках; лицо обветренное и загорелое; словом, один из героев прошедшей войны.

Никита Сугамура, недавно оставивший катихизаторскую службу, чтобы учиться медицине, приходил опять проситься на службу; говорит: «Нечем содержаться во время учения», а вернее, поздно уже учиться — двадцать пять лет ему; содержать же его отец может, если содержал вот уже несколько месяцев; он сын врача из Каназава. Сказал ему, что, когда соберутся священники на Собор, предложу им о нем; вероятно, не будут иметь ничего против, ибо он оставил службу не по дурным причинам. Просится он еще служить катихизатором здесь, в Токио, чтобы продолжать самому усовершенствоваться в богословских знаниях; об этом пусть сам просит Тоокейских священников; если кто возьмет его в число своих катихизаторов, я не буду против.

5/17 июня 1895. Понедельник.

Американский bishop Me Kim и Reverend Francis прислали три книжки: в японском переводе катихизис, догматику и нравственное учение — учебники ихние в здешней их семинарии на Цукидзи.

Просмотрел оглавление догматики; конечно, пробелы, — нет о Священном Предании, о призывании святых и прочего, извращения, например, брак считается естественным таинством, а не благодатным, пресуществление не признается и прочее, запутанность в изложении, например учение о благодати излагается после таинств, но почти все прочее — совсем православное.

И возгорелось у меня сильное желание внушить Мак Киму — на ихнем митинге в Америке настаивать на изыскании средств к приведению двух Церквей в единение. Нетрудно это, мне кажется; но нужно поступать практически, а не зря, как они это до сих пор делали: пришлют посла в Санкт–Петербург, к Святейшему Синоду: «Давайте, мол, соединяться». Что мог отвечать на это Святейший Синод, как не молчанием? Легко сказать — «соединяться», когда Святейший Синод и вся Русская Церковь не знают, что за люди, каких верований и правил. — А пусть бы американские епископалы поступили хоть вот так: избрали бы даровитых и усердных молодых людей десять или больше, со специальным назначением изучить русский язык и перевести на английский все лучшие наши догматические и другие вероучительные сочинения, в то же время самим глубоко изучить все наше православное учение; пусть бы попросили у Святейшего Синода профессора для обучения их русскому языку и вероучения, с назначением ему $2000 жалованья; пусть бы таким образом основали специальную школу или общество — в Сан–Франциско под надзором Преосвященного Николая Алеутского; лет в десять появилась бы на английском языке вся наша лучшая богословская литература, необходимая для ознакомления американцев с нашей Церковью.