Николай Крылов - Не померкнет никогда Страница 39

Все это не оставалось безрезультатным. Продвижение противника, хотя он вводил в бой резервы, приостановилось. На отдельных участках нашим частям удалось даже несколько оттеснить его назад, улучшив свои позиции.

Из группы комбрига Монахова примчался наш направленец капитан Харлашкин. Явился возбужденный, весь в пыли — так спешил доложить подробности боев и свои соображения о положении на участках полков Восточного сектора — Разинского, пограничного и морского.

Все они сражаются геройски. Старшие командиры всюду на переднем крае. Осипов и его комиссар Митраков сами водили своих краснофлотцев в контратаки: командир полка — на одном фланге, комиссар — на другом… Майор Маловский лично возглавил дерзкую вылазку пограничников во вражеские тылы, во время которой они захватили четыре легких орудия и тут же открыли из них огонь.

Но у противника огромный численный перевес. Хотя фронт Восточного сектора и сократился, сжался после ликвидации чебанского выступа, все-таки нам опять не хватало здесь бойцов.

— У разинцев в ротах некомплект до семидесяти процентов, — докладывает Харлашкин. — Этот полк обязательно надо чем-то пополнить.

Для Разинского полка предназначены два отряда моряков, только что высадившихся с транспортов "Крым" и "Армения", — около 900 штыков. Услышав об этом, Харлашкин веселеет. Но, спохватившись, начинает доказывать, что в полк Осипова люди тоже нужны позарез.

И он прав: пополнение необходимо и морскому полку. Из двухсот одесских коммунистов, мобилизованных обкомом, которых мы недавно туда послали, многие уже погибли в бою или ранены. Штаб флота отправляет в Одессу еще два небольших краснофлотских отряда. Однако я не могу обещать Харлашкину, что они обязательно попадут в морской полк: пока отряды прибудут из Севастополя, крайняя нужда в людях может возникнуть где-то еще.

Ни стрелковой дивизии, ни танкового батальона, ни полка истребителей, о которых ставил вопрос Военный совет ООР, Одессе сейчас дать не могли. Нам обещали, однако, помочь в ближайшее время оружием.

А днем позже стало известно, что Ставка выделила для Приморской армии десять маршевых батальонов с погрузкой на суда в Новороссийске. Это было первое, кроме краснофлотских отрядов, пополнение с Большой земли.

Мы принялись выяснять, когда оно начнет прибывать в Одессу. Получалось, что в лучшем случае — 30 августа. Ждать уже недолго. Но имели значение каждые сутки: армия несла большие потери, особенно ранеными, В строю оставалось около двадцати пяти тысяч человек — на девять тысяч меньше, чем неделю назад.

На берег Одесского залива, к мысу Е, удобному для обстрела города, противник еще только пытался прорваться. Но дальнобойные орудия он уже установил где-то за Большим Аджалыкским лиманом.

25 августа в 19.05 на территории порта разорвался первый фашистский снаряд. С этого дня и часа Одесса, которую до тех пор враг мог лишь бомбить, оказалась под артиллерийским обстрелом.

Обстреливались порт и кварталы Пересыпи. Дальше снаряды, очевидно, не долетали. Огонь был не прицельный (наблюдать падение снарядов противник еще ниоткуда не мог) и довольно редкий — так называемый беспокоящий. Стреляла, по-видимому, одна батарея.

Но город есть город — не попасть в него нельзя. И хотя пяти- или шестидюймовый снаряд не разрушит столько, сколько крупная авиабомба, орудийный обстрел был для населения тяжелее бомбежек. После сигнала воздушной тревоги у людей, как правило, оставалось время укрыться. Снаряды же падали то там, то тут совершенно внезапно, сея на улицах смерть. Огромное напряжение создавалось в порту: при выгрузке боеприпасов один шальной снаряд мог вызвать катастрофу.

Обстрел города не был для штаба армии неожиданностью. Когда пришлось оставлять чебанский выступ, полковник Рыжи получил задание иметь в готовности средства для контрбатарейной борьбы. Однако подавить батарею, начавшую обстрел Одессы, оказалось не так просто. Орудия скрывались где-то в складках холмистой местности, и засечь их никак не удавалось. Огонь по площадям, открывавшийся и с берега, и с кораблей, результатов не давал.

Тем временем общая обстановка в Восточном секторе вновь ухудшилась. 27 августа Александровка и большая часть совхоза Ильичевка были в руках противника. На перешейке между Куяльницким и Хаджибейским лиманами шли бои за Ильинку. Из штаба сектора докладывали, что все труднее держаться на правом фланге, у Большого Аджалыкского. Непрерывно атакуя, враг, очевидно, решил любой ценой пробиться к приморскому селению Фонтанка, к мысу Е.

Правый фланг после перегруппировки держали пограничники. В полку были в последние дни большие потери. А резервный батальон полка пришлось еще раньше перебросить в Западный сектор. Но особая стойкость, присущая бойцам в зеленых фуражках, проявлялась с неослабевающей силой. И полк, сам уже не имевший резерва, продолжал служить резервом командных кадров для соседей.

Вечером 27 августа стала известна такая подробности дневных боев. На стыке пограничного и морского полков, где их воины сражались плечом к плечу, выбыл из строя командир краснофлотского батальона. И прежде чем моряки успели его заменить, подразделение — батальоном оно было уже только по названию возглавил солдат-пограничник. Произошел один из тех случаев, когда бойцы, оставшись в трудную минуту без командира, безоговорочно признают старшим смелого, решительного товарища, идут за ним и уже до конца боя ждут от него приказаний, команд.

Фамилия пограничника — Афанасьев, больше мы о нем еще ничего не знали.

— Надо поглядеть, что за орел! — сказал командарм. — Батальоном не батальоном, а взводом небось командовать сможет.

Дня через три в приказе по армии значилось: "Красноармеец Афанасьев Евгений Алексеевич, 1921 г. рождения, рабочий, член ВЛКСМ с 1936 г., образование общее — 9 классов, военного не имеет…" Рядовой Афанасьев и еще несколько бойцов и сержантов 26-го пограничного полка, проявившие на поле боя командирские качества, были произведены в младшие лейтенанты.

28 августа сообщили, что тяжело ранен майор Маловский — храбрый и деятельный командир погранполка. Его заменил комбат капитан Г. А. Рубцов. Тот самый, по фамилии которого потом, в Севастополе, полк стали называть рубцовским.

Это был день, когда новости из Восточного сектора приходили одна тревожнее другой. Как ни сдерживали наши полки натиск неприятельских дивизий, враг прорвался-таки к Фонтанке.

Рядом с ней, на мысе Е, господствующем над Одесским заливом, стояла 21-я береговая батарея. Не столь новая, как 412-я, но еще более крупного калибра 203 миллиметра, она играла важную роль в огневой поддержке войск сектора, особенно после того, как не стало батареи у Чебанки. Теперь 21-я оказалась на пути вражеских частей, вклинившихся в нашу оборону.