Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке Страница 36

Говоря о надежности, следует отметить, что мы тоже дублировали нашу систему. Все следящие привода, привода поворота и фиксации сделали дублированными, сдвоенными. Эти и другие традиционные для космической электромеханики меры позволили системе практически безотказно функционировать более 10 лет. После развала Союза, когда выпала из наземной орбиты часть НИПов, а плавучие средства связи «встали на прикол», связь через СР при помощи системы ОНА стала незаменимой, дополнительной нитью поддержки летающих на орбите космонавтов.

Я хорошо запомнил еженедельные оперативки главного инженера ЗЭМ И. Хазанова, которые он проводил в кабинете начальника приборного производства в 1985 г., на них гоняли многочисленные детали и сборки всех приводов, добираясь «до шурупа, до гвоздя», решали бесчисленные проблемы. На этом этапе в который раз проявился его талант организатора производства, настоящего командарма своих, а порой и наших конструкторских дивизионов. Он постоянно был движущей силой, паровозом, бывал и впереди паровоза, и даже впереди паровозного гудка, в этом и в других проектах, по РН «Энергия» и КС «Буран».

К сожалению, И. Хазанов постепенно отошел от производства космических конструкций. Наступало новое время. В начале 90–х годов И. Хазанов переключился на конверсию, начав с организации изготовления на ЗЭМе кухонного процессора на основе оборудования, закупленного у японской фирмы «Саньё». Кухонный процессор — это тоже электромеханика, поэтому моим конструкторам пришлось также активно участвовать в этой работе.

Однако нужно закончить рассказ об ОНА.

Систему испытали и отработали в удивительно короткие сроки, меньше чем за год. Начав в январе, к концу 1985 года всю систему отладили и отправили на полигон: на Байконуре предстояло провести последние наземные испытания. Чтобы провести эти испытания, ОС «Мир» выкатили из МИКа и, наведя ОНА на СР, убедились, что космическая связь действует.

Так мы старались действовать всегда: стремились проверить, испытать все свои механизмы и системы на Земле, создавая условия как можно более близкие к тем, в которых им предстояло работать на орбите.

Если требовалось подняться повыше, ближе к космосу, строили специальные высокие башни, можно сказать, залезали на дерево.

Было интересно и поучительно работать над другой следящей системой, которую мы создавали совместно с чешскими коллегами во второй половине 80–х годов. Речь идет о так называемой автономной следящей платформе. Эта платформа, с установленными на ней научными приборами, предназначенными для наблюдения за поверхностью Земли и небосводом, могла поворачиваться в полусфере относительно корпуса станции, наводя приборы на интересующий объект. Дело в том, что по мере роста габаритов и массы самой станции стало все труднее выполнять подобные операции, вращать весь «космический дом», так как это нередко делали на «Салютах». Так появились автономные следящие платформы (АСП).

Нужно сказать, что они достались нам по наследству от проекта «Вега». Беспилотные КА под этим названием были разработаны в НПО им. Лавочкина под эгидой Института космических исследований (ИКИ). «Веги» создавали в широкой международной кооперации, которую умело сколотил и поддерживал академик Р. Сагдеев и о которой работники нашей отрасли могли тогда только мечтать.

В течение почти всей жизни мое поколение людей почти непрерывно изучало программную работу Ленина «Что делать?», сначала — в школе, затем -в институте, потом — в аспирантуре, а далее — на вечерних политзанятиях, начиная по–новой не один раз. В результате мы запомнили хорошо: партия — это мозг рабочего класса, а во главе партии стоят вожди, а они?то знают, что делать. Академики, почти как вожди, лучше нас знали, как по–настоящему организовать дело, и первыми прокладывали дорогу нам, рабочему классу. Так вот, от двух тех самых «Вег», которые в 1981 году успешно слетали к комете Галлея и принесли ее создателям удовлетворение и славу, остался «хвост» (как и полагается каждой комете) в виде двух запасных, зиповских платформ. Не пропадать же добру — ЗИПу и налаженной кооперации. Так возникла идея, которая через два года дала практический результат: осенью 1989 года на борту модуля дооснащения «Квант-2» доставили на ОС «Мир» следящую платформу с научными приборами.

С чехами было интересно работать сразу в нескольких аспектах. Прежде всего, они профессионально и оригинально спроектировали основной механизм, который выполнял такую же функцию, как наш механизм ОНА: с высокой точностью осуществлял пространственное наведение. У них подобралась отличная команда разработчиков разных специальностей, из которых складывается современная электромеханика: по приводам и конструкции механизмов, по микроэлектронике и системотехнике. Команду возглавил В. Речек, хороший инженер, который знал к тому же много советских, а еще больше — антисоветских анекдотов, пожалуй, больше, чем мы. Такой настрой не мешал ему хорошо работать по этому проекту, организованному в рамках соцлагеря. Мы также неплохо взаимодействовали с молодым поколением инженеров ИКИ, гораздо более раскрепощенными, чем мои ребята, — они были менее зажаты и зашорены. Началась перестройка, ветер перемен, каким бы слабым в начале он ни был, ощущался все заметнее.

Чехословакия оказалась первой страной бывшего соцлагеря, в которой мне удалось побывать. От трех–четырех поездок в Прагу осталось много приятных, немного грустных воспоминаний: старый город в самом сердце Европы, с его соборами и мостами, с бесчисленными пивными ресторанчиками, в которых непрерывно что?то обсуждали люди, остававшиеся молчаливыми с нами. Чешское пиво с сосисками на углу Вацлавской площади дополняло колорит этого европейского города. Мне хорошо запомнились также посещение знаменитых Карловых Вар, где меня поселили на уик–энд в пансионате советского посольства, и сама поездка туда через бесконечные хмельные поля: вот, как оказалось, где начинались корни хорошего пива.

Приезжая в Чехословакию, мы могли обменять 500 рублей на 5000 крон, поэтому не испытывали затруднений с деньгами, как при поездках в капстраны, а пражские социалистические магазины тех лет были значительно лучше наших, советских. В результате, как вещественная память об этих поездках, остались две скромные, но изящные люстры в моей московской квартире и несколько других предметов из чешского стекла.

Во время этих работ мне пришлось несколько раз общаться с руководством чехословацкой промышленности и Академии наук, от которых у меня осталось очень унылое впечатление. В конце 80–х бюрократия в этой соцстране оставалась очень консервативной, никакой перестройки не ощущалось, продолжали работать старые догмы и лозунги. Изменения наступили позже, но нас там уже не было. Социалистическая кооперация развалилась, включая космическую технику. А жаль — наверное, при разумном подходе можно было сохранить то хорошее, что создавалось годами, трудом и талантом технической элиты, которая называлась космической техникой. К сожалению, когда приходит настоящий ураган, он сметает и смывает на своем пути все — и плохое, и хорошее.