Полководцы эпохи Александра II - Алексей Васильевич Шишов Страница 35

Защитники Гуниба заняли места за завалами в самом ауле. На их штурм пошли батальоны Ширванского полка, поддержанные огнем поднятых на скалы 4 легких орудий. Здесь стороны понесли самые тяжелые потери во время штурма Гуниба.

К полудню 25 августа почтя вся гора Гуниб оказалась в руках «кавказцев». Теперь у имама оставалась только горстка воинов, 40 мюридов, засевших в нескольких постройках аула. Помощи ниоткуда ждать не приходилось. Положение Шамиля оказалось безвыходным: прорваться через осадное кольцо он шансов не видел и не имел. И к тому же перед ним стоял трудно разрешимый вопрос: куда отступать из Гуниба?

Когда стало ясно, что гора Гуниб находится в руках «кавказцев», руководивший операцией генерал от инфантерии князь А.И. Барятинский с другими военачальниками поднялся на ее вершину. Здесь от Шамиля поступила просьба о переговорах. И к нему в ту часть аула, где держались последние мюриды, без промедлений был направлен полковник И.Д. Лазарев с предложением прекратить сопротивление.

Для того чтобы избежать лишнего кровопролития, царский наместник предложил Шамилю почетные условия сдачи, гарантируя прежде всего безопасность имаму и его семье. После недолгих переговоров, которые вел от имени царского наместника на Кавказе полковник И.Д. Лазарев, гуманное предложение князя А.И. Барятинского было принято: всегда непреклонный Шамиль был сломлен отказом сыновей дальше сражаться за дело жизни родителя и созданный им в горах имамат.

Свидетелем того, как Шамиль принимал решение о сдаче, является близкий к нему человек Гаджи-Али из Чоха, служивший у имама секретарем (мирзой). Он описывает ту сцену в «Сказании очевидца о Шамиле» (переведенного с арабского языка) так:

«…Мы сказали Шамилю, что главнокомандующий просит его, чтобы он пришел, и что не будет никакой измены. Но Шамиль уже приготовился защищаться, положив перед собой шашку и заткнув полы за пояс. Он решился умереть, а потому отвечал нам:

«Вы должны сражаться, а не говорить мне, чтобы я шел к главнокомандующему. Я хочу сражаться и умереть в этот день».

Кази-Мухаммед же сказал Шамилю:

«Я не хочу сражаться, я выйду к русским, а ты, если хочешь, то дерись».

Шамиль очень рассердился, даже женщины, которые находились в мечети с оружием в руках, стали ругать и стыдить Кази-Мухаммеда за его трусость, а некоторые проклинали его. В таком положении мы оставались до четырех часов.

Затем Шамиль, видя измену сына, согласился идти к главнокомандующему. Мы все обрадовались. Одев Шамиля, мы посадили его на лошадь, причем он, обратясь к детям своим, сказал им:

«Будьте покойны теперь, Кази-Мухаммед и Мухамад-Шафи! Вы начали портить дела мои и докончили их трусостью».

Шамиль, уверенно держась в седле, выехал из селения в сопровождении пеших мюридов. Увидев его, все войска, которые находились вокруг селения, закричали «ура»…»

Между 4 и 5 часами пополудня Шамиль, вооруженный шашкой, кинжалом и двумя пистолетами, с оставшимися у него мюридами выехал из аула Гуниб и поднялся на гору, где у березовой рощи его ожидал Барятинский со своим окружением. Путь имама к месту встречи проходил под крики «ура» русских войск. Недалеко от места встречи мюриды были в целях безопасности оттеснены от Шамиля, и дальше тот проследовал пешком в сопровождении одного мюрида Юнуса и полковника Лазарева, который в данном случае исполнял роль переводчика.

Участник тех событий на Гунибе, военный историк полковник А.Л. Зиссерман, пишет, что Шамиль пытался договориться о том, чтобы ему позволили остаться в Дагестане, при условии, что он будет жить мирно. На это князь Барятинский ответил, что имам взят силой оружия и условий ставить никаких не может.

Царский наместник упрекнул Шамиля в том, что тот не принял предложение капитулировать еще до штурма Гуниба, что привело к новым жертвам. Имам на это ответил, что во имя своей цели и своих приверженцев должен был сдаться только тогда, когда не останется никаких надежд на успех дела его жизни.

Князь А.И. Барятинский подтвердил Шамилю гарантии ему и его семье. И сообщил, что тот будет отправлен в Санкт-Петербург как почетный пленник, для ожидания решения волеизволения императора Александра II. Современники писали, что эта беседа была недолгой, и имам с покорностью согласился на такой «ход» его судьбы. Собственно говоря, царский наместник какого-то выбора ему ни в чем не давал.

Много позже этих событий, на упрек о добровольной сдаче русским в Гунибе и за то, что имам не искал смерти в своей последней битве с «неверными», Шамиль убедительно для собеседников ответил словами из Корана:

«Ни одной душе не дано умереть, кроме как с разрешения аллаха».

В фундаментальном труде историков М.М. Блиева и В.В. Дегоева «Кавказская война» о том действительно знаковом событии для имамата и имама сказано так:

«25 августа около 3 часов пополудни под оглушительный рев многотысячного войска, возбужденного чувством причастности к эпохальному историческому событию, Барятинский принял капитуляцию. Кавказская война в Дагестане и Чечне, с незапамятных времен ставшая будничной частью российской политической жизни и поэтому казавшаяся нескончаемой, завершилась. Ее главный герой удалился с великой сцены в обыденный мир.

История в нем больше не нуждалась. Она обошлась с Шамилем так же, как и с другими своими «доверенными лицами», которые, выполнив поставленную перед ними задачу, были выброшены как «пустая оболочка зерна». В этом – трагическая общность их судеб. Прав философ (Гегель): и на идолов рано или поздно опускаются сумерки».

С первого дня своего пленения теперь уже бывший имам будет осознанно понимать, что победители не видят в нем «бунтовщика». К нему относились как к главе побежденной армии, побежденного государства. То есть его давние враги оказались в ранге победителей совсем иными людьми.

Князь А.И. Барятинский, имевший за время своего кавказского наместничества немало случаев убедиться в неординарных военных и политических дарованиях этой личности, был полон решимости воздать ей должное. Оказывая Шамилю и его семье особые, поистине царские знаки внимания, русский главнокомандующий не лукавил: он всегда выражал искреннее, глубокое уважение к своему знаменитому пленнику.

Барятинский прекрасно понимал, что в отечественной истории он останется прежде всего человеком, который окончательно сокрушил имамат Шамиля. И никем иным в ранге царского наместника на Кавказе. То есть князь Александр Иванович смотрел на себя словно из будущего.

Шамиль, лишенный своих телохранителей, был сопровожден в военный лагерь на Кегерских высотах. Оттуда под конвоем он и его семья были отправлены с Кавказа через укрепление Темир-Хан-Шура в Россию. Сам Шамиль был доставлен в город на Неве: главу уже бывшего имамата там встретили с уважением к его личности. В столичном Санкт-Петербурге он будет еще не раз.

С