Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин Страница 32

и возвратили к тому же бауэру. Мы снова убежали, нас опять поймали и теперь уже отправили в концлагерь. А в сорок третьем перевезли меня сюда. Я остался один, без сестры, без товарищей… Тут был сплошной лес, мы строили бараки. И дом для комендатуры. Нас было здесь тысячи три советских ребят. Вымерли почти все.

Но вот появился бригадир, мы прервали беседу и приступили к работе. Когда я оказался совсем рядом с Колей, он наклонился ко мне и тихо сказал:

– Я вам открою одну тайну: мы хотим бежать с острова.

– Кто?

– Я и еще кое-кто из взрослых…

– Как думаете бежать? – спросил я Колю Урбановича, внимательно наблюдая за окружающей нас обстановкой.

– На лодке… Когда бомбят остров и гасят свет.

В это время к нам приближался какой-то человек, и мы разошлись. До конца работы Коля не подходил ко мне. Он, наверное, очень переживал, что рассказал мне самую большую и важную тайну. Лишь после ужина, в свободное для заключенных время, он неожиданно забежал ко мне. В руках Коля держал старые долбленки. Мне все стало ясно. Мы вышли во двор, начали ходить между деревьями.

– Ну, рассказывай, как вы хотите бежать? – спросил я.

Коля огляделся, шмыгнул носом:

– Я о воде ничего не знаю, это Володька.

– Какой Володька?

– Да тот, курносый. Нос у него перебит. В Бухенвальде его эсэсовцы били.

Это было для меня ново. Знакомый мне курносый паренек, оказывается, не только насыпает в буксы вагонов песок, но и имеет влияние на людей. Однако Володька и Владимир – это люди разные.

Знает ли курносого паренька Володька Зарудный? Он ведь тепло отзывался об Урбановиче. Я остановился. Мальчик дернул меня за рукав:

– Почему вы остановились? Стоять нельзя!

– Море! Слышишь, как бушует море?

– Слышу, – грустно ответил паренек.

– По морю на лодке не уплывешь, – пояснил я.

– Я знаю. Лодку с нашими силами не поведешь далеко.

– Вот-вот, Коля, – согласился я с ним, тем самым намекнув на наивность побега на лодке.

Однако Володя не согласился со мной и сказал:

– Об этом подробно мы еще не говорили. Сначала порежем проволоку.

– Чем же вы будете ее резать?

– Володька достал ножницы и резиновые рукавицы. Среди нас есть один с Волги, он переплывал ее от берега до берега.

– Это все хорошо на словах. А знаешь ли ты, в какой стороне твоя родина – Украина?

– Вон в той! – Коля показал рукой на запад.

– Там Франция, Коля, – сказал я ему и заметил, как он смутился. Но ничего мне не ответил.

Мы приближались к морю, волны били о берег еще грознее. Коля молчал, часто шмыгал простуженным носом.

– Кто же этот волгарь? – спросил я.

– Корж его фамилия, – посмотрев вокруг, тихо ответил Коля.

– Ты сообщишь товарищам, что завербовал меня?

– Сообщу, если согласны с нашим планом, – уточнил Коля Урбанович.

– Не возражаю, доложи им о нашей беседе. А Коржа Ивана я видел: низенький такой?.. – показал я рукой.

– Он, – утвердительно сказал Коля.

Идея побега не покидала меня все время. Я был уверен в нереальности плана побега по морю, понимал, что „заговор“ этих смелых людей обречен на неудачу. Но с Колей говорить об этом не считал нужным. Я думал о том, что если курносый, их организатор, серьезно отнесется к согласию, которое я дал Урбановичу, значит, будет искать свидания со мной, и тогда я откровенно скажу ему, что думаю, как расцениваю их план. Никто, конечно, не мог согласиться участвовать в подобном побеге. На острове располагались большие пограничные заставы. На воде имелись соответствующие посты. Ну предположим, что гребцам удастся как-то обойти их. Сколько же километров они могут покрыть за ночь, чтобы утром их не обнаружили наблюдатели? А если начнется шторм?.. Обо всем этом я не стал говорить Коле Урбановичу, а при встрече с Коржом скажу.

Свой побег, о котором непрерывно думал, я намеревался осуществить только самолетом, если представится возможность захватить его на аэродроме. Вокруг идеи похищения самолета я и должен объединить нескольких людей, чтобы с их помощью претворить ее в жизнь.

То ли Коля Урбанович не совсем точно передал своим товарищам о том, как мы познакомились, то ли его вожаки так настороженно относились к каждому, кто давал согласие действовать с ними, или, может, мои взгляды, которые я обращал на того, кто был рядом с Урбановичем, а может, все, вместе взятое, вызвало у заговорщиков неожиданную для меня реакцию. Люди, намеревавшиеся бежать морем, услышав через Колю осуждение своей идеи, очевидно, отнеслись ко мне крайне недоверчиво. Наверное, досталось и Коле за то, что он выболтал тайну».

Однажды Девятаеву удалось поговорить с Володей Соколовым по душам… И он под строгим секретом рассказал, что группа его товарищей готовит побег. Совершить его они думают в момент налета советской авиации, когда охранникам будет не до пленных. По его словам, возглавлял эту подготовку некий Иван Корж. Девятаева это очень заинтересовало и обрадовало. Выходило, что существует готовая сколоченная группа для побега, остается только направить ее деятельность в нужное русло.

М.П.Девятаев:

«Но кто такой Корж? Надежный ли это человек? Обо всем этом я решил разузнать самым тщательным образом. После некоторого раздумья я сказал Володе Соколову, что есть возможность совершить побег на самолете.

– А летчик есть? – сразу просиял он.

– Есть среди нас летчик, – ответил я, – только об этом никому ни слова, а то, если узнают гитлеровцы, ему и всем нам несдобровать…

– Будь спокоен! – решительно заявил он.

Вскоре нас послали в рощу заготавливать дрова. Ко мне подошли пятеро заключенных. Один из них, очень худой, невысокого роста, с живыми горящими глазами, отозвал меня в сторонку и просто спросил:

– Укажи мне, кто здесь летчик? Я – Иван Корж. Хочу с ним поговорить.

Я решил сначала присмотреться к нему, убедиться, что не подведет, а потом уж обсуждать с ним план побега. Но весь вид Ивана Коржа был таким располагающим, этот человек вызывал такое доверие к себе, что уж при следующей встрече я признался:

– Летчик – я.

– Так бы и говорил, – улыбнулся Корж. – Это здорово! Свой летчик! Дело!..»

Корж был такой же Корж, как и Девятаев – Никитенко. Под чужой фамилией скрывался лейтенант-пограничник Иван Кривоногов. Позже он станет правой рукой Девятаева, его самым надежным помощником. Право, этот человек заслуживает того, чтобы рассказать о нем подробней.

Воевал Кривоногов недолго – две недели, но на его долю выпали весьма суровые испытания. Эти первые дни он провел в железобетонной коробке дота. Дот – долговременная огневая точка – прикрывает бойца в первые часы сражения. Потом она становится каменной