Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский Страница 32

это продвижение своего корабля к Керчи с такими подробностями: «По видении пресветлого лица твоего и по целовании самодержавной руки твоея августа в 25 день пустился я, раб твой, на корабле к Керчи» — из этих слов можно заключить, что 25-го он побывал на царском корабле и простился с Петром. «А по обеим сторонам корабля плыли у меня две галеры на гребле (т. е. на веслах) и парусами зело близко: едва веслами до корабля моего не дотыкались; и кричал вож беспрестанно, чтоб править корабль иногда направо, а иногда налево, а иногда впрямь; да и с галер ему кричали ж, меряя воду в море, коль глубоко. А дознаваюсь я, раб твой, что чинили то нарочно и вели, выбирая самыми мелкими местами, будто есть в море мели и пески. А капитан Пампурх в том месте моря мерял же, а по нашей мере глубины не во многом месте было 11 или пол 11 (т. е. 10½) футов; а в ином месте, чаю я, что гораздо было глубже. Галеры, государь, турские все стали близко ко Керчи; а я стал не дошед до Керчи с милю немецкую»[189]. Возможно, что это стремление заманить русский корабль к самой керченской пристани входило также в систему способов, которыми турки пытались задержать посольский корабль у Керчи. Украинцев, как видим, на эту уловку не поддался.

По отплытии посольского корабля к Керчи тронулась в обратный путь провожавшая его эскадра[190]. В кругу Петра движение посольского корабля к Керчи считалось отплытием его в Константинополь; так, по крайней мере, казалось составителю «Записки о Керченском походе», который говорит об этом движении так: «Две (турецкие) каторги пристали к посольскому кораблю, и посольский корабль, подняв все парусы и выстреля из пушек, пошел в Царь-город». Точно так же и в «Юрнале» отмечено под 25 августа: «В полдни корабль пошел в путь»[191]. Такой взгляд соответствовал и решительному приказу Петра, полученному от него Украинцевым 24 августа через Апраксина, — плыть во что бы то ни стало; а раз посольский корабль отплыл в Константинополь, провожавшая его эскадра, считая свое дело законченным, могла двинуться в обратный путь.

Перед отъездом Ф. А. Головин сделал визит керченскому и ка-финскому губернатору Муртозе-паше. Муртоза со своим родным братом и со свитою человек в 50 приехал верхом на берег «и, взъехав на гору, стал против нашего каравана и просил желательно чрез наших людей, дабы адмирал, приехав на берег, с ним виделся». Головин согласился «и с валентеры и со служительми на берегу был»[192]. Под этим термином «валентеры» следует подразумевать Петра, вероятно, с Меншиковым, может быть, и с кем-либо другим из того отряда «валентеров», который ездил за границу с Великим посольством в 1697 г. Припомним, что в «Статейном списке» этого посольства Петр обозначается иногда под этим названием. Таким образом, находясь в свите Головина, он принял участие в визите губернатору, подобно тому как в составе той же свиты он побывал у турецкого адмирала. Муртоза принял Головина «зело любезно и, посидев он, адмирал, у него при некоторых разговорах с полчаса и простяся с ним, поехал к себе на корабль». По возвращении с этого визита с адмиральского корабля дан был сигнал к отплытию. В половине второго пополудни, по отметке «Юрнала», корабли подняли якоря и при пушечных выстрелах направились к Таганрогу. Тотчас же по отплытии русской эскадры турки сняли свои шатры и палатки, раскинутые у них на берегу, против которого стояла эскадра. «А покамест тот царского величества караван от Керчи не отошел, — замечает „Статейный список“, — то у них, турков, с самого приезду розставлены были в розных местах многие караулы, да и сам кафинский и керченский Муртоза-паша со всеми начальными людьми жил в тех наметах в день и по ночам без отъезду, а сераскерь Гасан-паша (адмирал) жил на каторгах»[193].

Посольский корабль стоял под Керчью между турецкими кораблями, один из которых бросил якорь в полутора верстах от него с той стороны, где стоял русский флот, а три других стояли со стороны Керчи ближе к берегу. Когда «Крепость» стала на якорь, вновь приезжал пристав с замечаниями, что Украинцев напрасно стал так далеко от Керчи. Посланник отвечал, что ему ненадобно заезжать с пути в сторону: лучше стоять в том месте, «откуда в путь итти способно». Но выйти в море в этот день ему не удалось за переменою ветра, и он заночевал на месте стоянки; «а с вечера мало, а с полуночи и побольше повеял нам ветер, способный норд-ост». Петр отплыл из Керчи в полной уверенности, что пропуск посольского корабля в Константинополь — дело решенное. Однако турки все еще не теряли надежды его задержать. Рано утром на следующий день, 26 августа, Украинцев отправил к приставу дворянина, чтобы пристав приезжал к нему на корабль немедленно: «…а ветр дал нам Бог способный и иттить время приспело». Пристав ответил, что этот ветер противный и «иттить никакими мерами невозможно и сам он себе и мне, — передает Украинцев его слова, — убийцею быть не хочет, а капитан будто у меня человек молодой и непостоянный, ходу Черного моря не знает». В заключение этого разговора пристав возвестил, что на посольский корабль сегодня в полдень будет адмирал Гасан-паша, а с ним корабельные и галерные начальные люди.

Визит адмирала действительно состоялся. Он приехал со свитой и с ними пристав. Встреча имела церемониальный характер. Произведен был пушечный салют. «А от всходу корабельного до самой каюты по обеим сторонам стояли солдаты в суконных красных и в зеленых добрых бострогах с ружьем». У входа на корабль Гасан-пашу «для почести» встретили посольские дворяне, переводчики и подьячие. Посередине корабля встречал дьяк Иван Чередеев; сам Украинцев встретил адмирала у входа в каюту, «вышед из каютных дверей». По обмене приветствиями вошли в каюту. «И седчи по местам, — продолжает „Статейный список“, — объявил сераскер-паша им, посланникам, в почесть 10 лимонов свежих и говорил, что те лимоны присланы к нему из Царяграду морем в Булаклаву, а из Булаклавы привезены сухим путем в Керчь». Затем он сообщил посланникам полученные из Константинополя вести: писали к нему из Царьграда, что вскоре, именно в половине сентября, ожидают в Царьград приезда султана из Адрианополя, а затем перешел к делу, стал говорить посланникам, чтоб они в путь свой великою погодою в открытое море не ходили, чтобы не учинилось от великой погоды какого повреждения их кораблю и им самим. При этом он показал