Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2 - С. Т. Джоши Страница 31

Запись от 1925 года – вовсе не первое упоминание идеи этого рассказа. Задумка описывается еще в тетради для заметок (под номером 25) и относится примерно к 1920 году:

«Мужчина идет в музей древностей – предлагает взять барельеф, который он сам только что сделал, – старик-смотритель, знаток своего дела, смеется и говорит, что современные предметы его не интересуют. „Сны древнее мрачного Египта, задумчивого Сфинкса и окруженного садами Вавилона“, – заявляет мужчина и добавляет, что создал скульптуру во сне. Смотритель просит показать статуэтку, а увидев ее, с ужасом спрашивает у человека, кто он такой. Тот называет свое нынешнее имя. „А прежнее?“ – интересуется старик. Мужчина не помнит ничего, кроме снов. Смотритель предлагает высокую цену, но вдруг он хочет уничтожить барельеф? Мужчина называет запредельную сумму – старик хочет посоветоваться с директорами музея. Добавить развитие событий, описать, что собой представляет барельеф».

В этой записи, естественно, описывается сон, который приснился Лавкрафту в начале 1920 года, он рассказывал о нем в подробностях в двух письмах того периода45. Данная запись приведена целиком, чтобы показать, как далеко иногда уходил Лавкрафт от первоначальной идеи произведения. В рассказе можно обнаружить лишь самую основу данной задумки, а именно то, что современный скульптор приносит в музей странный барельеф, созданный им под влиянием сновидений. И хотя Уилкокс действительно обращается к Энджеллу с той фразой про древние сны, рассказчик не придает его словам особого значения, считая их «причудливым поэтическим выражением, свойственным всей речи юноши».

Уилкокс изваял барельеф во сне, и это своего рода дань уважения рассказу Ги де Мопассана «Орля», вдохновившему Лавкрафта на написание «Зова Ктулху». В 1920 году, когда Говарду приснился тот сон, он, скорее всего, еще не был знаком с данным произведением, но наверняка прочитал его еще задолго до того, как взялся за работу над «Зовом Ктулху», так как «Орля» был напечатан и в «Запертой библиотеке» (эту книгу он приобрел в 1922 году во время поездки в Нью-Йорк) Готорна (1909) и в «Шедеврах мистики» Френча (1920). В «Сверхъестественном ужасе в литературе» он называл «Орля» образцовым рассказом Мопассана в жанре ужасов и писал о нем следующее: «Весьма вероятно, что у этой напряженной истории о пришествии во Францию невидимого существа, питающегося водой и молоком, которое способно контролировать разум людей и является предводителем целого полчища внеземных созданий, прибывших на землю с целью поработить и сокрушить человечество, нет равных в своей области…» Ктулху, конечно, не является существом невидимым, однако остальные детали поразительно схожи с рассказом Мопассана. Некоторые размышления рассказчика «Орля», особенно после прочтения книги, посвященной «истории всех невидимых созданий, терзающих людей и появляющихся во сне», можно отнести к космизму:

«Прочитав эту книгу, я пришел к мнению, что, едва научившись мыслить, человек осознал, что однажды на земле появится и будет править существо куда более сильное…

…Кто населяет далекие миры? Какие формы жизни там есть, какие существа, животные и растения там обитают? И если в этих далеких вселенных можно обнаружить разумные создания, насколько они умнее нас? Насколько способнее? Могут ли они видеть нечто такое, о чем мы даже не подозреваем? Только представьте, что будет, если кто-то из них должен решить отправиться в путешествие по космосу к Земле, желая завоевать ее, подобно норманнам, в далеком прошлом пересекавшим море, чтобы подчинить себе более слабые расы!

Мы, существа, населяющие кружащуюся точку из грязи и воды, мы настолько слабы и беспомощны, настолько невежественны и малозначимы…

…

Теперь я понял. Я все понял. Господство человека подошло к концу»46.

Неудивительно, что этот рассказ сильно впечатлил Лавкрафта, хотя сам он, если честно признать, проработал данную тему намного искуснее и разнообразнее Мопассана.

Как указывает Роберт М. Прайс, рассказ «Зов Ктулху» также написан под серьезным влиянием теософии47. Основоположницей теософского учения стала Елена Петровна Блаватская, в чьих работах «Разоблаченная Изида» (1877) и «Тайная доктрина» (1888–1897) Западу впервые была представлена данная комбинация науки, мистицизма и религии. Не стану приводить здесь громоздких разъяснений о том, что представляет собой это учение, скажу лишь, что теософские рассказы о затерянных землях вроде Атлантиды и Лемурии (взятые из якобы древней «Книги Дзиан», громадным комментарием к которой и является «Тайная доктрина») взбудоражили воображение Лавкрафта. Он читал «Историю Атлантиды и затерянной Лемурии» У. Скотта-Эллиота (1925) – в издании объединили две книги Скотта-Эллиота: «Историю Атлантиды» (1896) и «Затерянную Лемурию» (1904) летом 1926 года48; и эта книга даже упоминается в самом рассказе, где уже во втором абзаце говорится о теософах. Безумная история Кастро о Великих Древних отсылает нас к загадочным тайнам, о которых он узнал от «бессмертных китайцев» – и это снова намек на теософские истории о Шамбале, священном городе Тибета (ставшем прообразом вымышленной страны Шангри-Ла). На их основе, предположительно, и зародились доктрины теософии. Лавкрафт, естественно, не верил в подобный вздор и даже позволил себе немного позабавиться, написав: «Старик Кастро помнил обрывки страшных легенд, на фоне которых меркли рассуждения теософов, а человечество и весь мир казались совсем юными и мимолетными».

Еще одним источником влияния стала повесть А. Меррита (1884–1943) «Лунная заводь». Лавкрафт неоднократно восхищался этим произведением, впервые опубликованным в All-Story за двадцать второе июня 1918 года. Действие в повести происходит на Каролинских островах, а именно на острове Понапе или где-то близ него. У Меррита упоминается «лунная дверь» – если ее наклонить, герои попадают в подземное царство чудес и ужаса, у Лавкрафта же была очень похожая огромная дверь, случайно открыв которую моряки спровоцировали появление Ктулху из Р’льеха.

Прежде чем переходить к серьезным вопросам, которые затрагиваются в рассказе, стоит вкратце поговорить и о встречающихся в нем автобиографических деталях. Некоторые из них можно найти на поверхности, не выше уровня шуток для посвященных: например, имя рассказчика, Фрэнсиса Уэйленда Терстона, явно взято у Фрэнсиса Вейланда (1796–1865), служившего ректором Брауновского университета с 1827 по 1855 год; Гэммелл отсылает к фамилии Гэмвелл, а Энджелл – это название одной из главных улиц Провиденса, а также фамилия выдающейся семьи. Уилкоксом звали одного из предков Лавкрафта49, а когда Терстон находит газетную вырезку о Йохансене, «навещая друга-ученого в Патерсоне, штат Нью-Джерси, хранителя местного музея и знаменитого минералога», можно догадаться, что речь идет о Джеймсе Ф. Мортоне. (К ложным автобиографическим деталям относится метис Кастро, чье имя, как считалось, было позаимствовано у Адольфа Данцигера де Кастро, друга Бирса,