Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева Страница 30

4 класс[123]

Куповской Г.

Мои воспоминания до поступления в гимназию

Когда мне исполнилось десять лет, я однажды получил красивую книгу от матери. Я очень обрадовался и хотел сейчас же приняться заниматься, но мне мама сказала, чтобы я пошел погулять в сквер. Раньше я в сквере играл с другими детьми, но пришло время, когда я должен поступить в гимназию. Я пришел в сквер, мне уже не хотелось играть с прежними товарищами. Я сидел долго молча. Наконец я видел, как дети шли с уроков. Я очень обрадовался, думая, что я тоже скоро буду ходить в гимназию. После этого мы пошли домой. Но дома я баловался, а все думал, когда меня отдадут в гимназию. Я прежде занимался с мамой, а теперь меня обещали отдать в гимназию.

На другой день я тоже пошел с мамой в сквер погулять. В сквере мне опротивело. Я попросил, чтобы больше не приходить в сквер. Мама согласилась. Но я опять увидел учеников, идущих из гимназии. И я обратился к маме с просьбой, чтобы меня отдали поскорей в гимназию. Но мама сказала, что отдаст меня, когда исполнится одиннадцать лет, в казенную гимназию. Но в это время мой папа выздоравливал от раны, которая была ему сделана на войне. И я попросился пойти к папе в лазарет. Мама разрешила. И я пошел к папе. Придя к папе, я встретил на крыльце сестру, я спросил ее, можно войти к Куповскому. Она разрешила мне, и я вошел. Войдя к папе, я увидел его, лежащего на постели. Увидя меня, он привстал. Я подошел к папе, и он меня поцеловал. Я рад был видеть папу. У него рана на ноге уже почти совсем зажила. Он у меня спросил: «Как поживаешь?». Я ответил, что я хочу поступить в гимназию. Но папа мне говорит, что когда мне исполнится одиннадцать лет, то меня отдадут в гимназию. Но я ответил, что от каждого слышу одно и то же. Тогда папа говорил разные истории, и я совсем позабыл все, что думал. Пройдя немного время, папа предложил мне сыграть в шашки, я согласился. Мы сыграли три партии, и все три партии я выиграл. Папа похвалил меня, что я хорошо играю, но, наверно, он поддавался для того, чтобы представить мне интерес. После игры папа угостил меня пирожком. Но уже наступил вечер, и я не заметил, как прошло время. Но было пора идти домой, и я простился с отцом. Я не хотел уходить от папы, мне было приятно говорить с ним. Придя домой, я увидел маму, она беспокоилась, что я так долго не приходил. Я передал маме поклон от папы. И поцеловал маму за папу.

А время все шло. Папа выздоровел и должен был опять ехать на войну. Мама, брат, сестра, я и все родные отправились провожать папу. До отъезда папа благословил меня, сестру и брата. Мы сели на трамвай и поехали на вокзал. Когда мы приехали, поезд стоял, уже через три минуты должен был отойти. Я плакал, и все мы плакали, а папа не мог плакать, и я видел по глазам, как ему было тяжело. Три звонка. Динь! Динь! Динь! Поезд трогается, и папа вскакивает на поезд. Поезд все быстрее и быстрее идет, папа все махает фуражкой, наконец поезд исчезает. Мне делается плохо… я встаю и вижу – уже утро, около меня сидит мама. Она рассказывает, что произошло. Я опять плачу. Но не пройдя двух дней, я узнаю, что меня отдадут в гимназию. Я рад, но вспоминаю о папе, и мне опять неприятно. Но проходят две недели, и я поступаю в гимназию. Держу экзамен и выдерживаю. Меня поздравляют. Но скоро приезжает и папа, раненный в локоть. Я очень рад, что вижу папу, но меня не пускают, потому что папа крепко болен. Но наконец удается встретить папу. Но мне неприятно, что я не могу увидеть папу.

Шапиро В.

Мои воспоминания до поступления в гимназию

Новороссийск, <19>21 год.

До поступления в эту гимназию я все время жил на корабле «Корнилов» с отцом, который там служил старшим механиком. Мне особенно запомнился случай из моей жизни при отступлении из Новороссийска. «Корнилов» только что вернулся из городка Рени (Румыния, на Дунае) с большим грузом снарядов, винтовок, пулеметов и еще много другого груза. Приехав в Новороссийск, «Корнилов» не успел еще разгрузиться, как стали говорить, что скоро будут здесь большевики и придется отступать. В ожиданиях прихода большевиков весь город волновался, иногда раздавалась стрельба, и все начинали бежать к пристани, думая, что наступают большевики, но оказывалось, что это в каком-то кабаке перепились матросы и начали стрелять друг в друга, их начали усмирять и усмирили их тем, что бросили в воду отрезвиться, как говорили другие матросы.

Но вот наступил день отступления, проснувшись утром, никто и подумать не мог бы, что сегодня придется отступать, все было спокойно, немного начал дуть норд-ост, и вдруг, к часам 10 утра, в городе разнеслись слухи, что большевики идут, перестрелок не было слышно, казалось, что сегодня нельзя ожидать отступления. «Корнилов» стоял на рейде, саженей в 200 от берега. Публика толпами тянулась к пристани с узлами, человек 10 матросов с «Корнилова» поехали грабить город, и к часам одиннадцати дня началась перестрелка, но большевиков видно не было, это производилась чистка города, то есть кругом производились налеты.

Я все это время стоял на мостике и смотрел в бинокль, пристань была полна народу, но корабли стояли большей частью не у пристани. Вдруг от берега отделился катер и пошел к «Корнилову», через 2 минуты на «Корнилов» вошло несколько солдат во главе с начальником, в полминуты на все трюмы были поставлены пулеметы, и начальник солдат начал звать капитана. Я, очень удивленный происшедшими событиями, сбежал с мостика к капитану и сказал о том, что пароход захватили несколько человек и расставили пулеметы. Капитан сначала не поверил, но выйдя, увидел, что это правда, крикнул в рупор матросам, и пулеметы, стоявшие на люках трюма, очутились в трюме, то есть матросы опрокинули люки, тогда начальник