Пустые поезда 2022 года - Дмитрий Алексеевич Данилов Страница 3

Как там мама. Как она там. Как там мама.

Фирменный поезд «Полярный экспресс» Апатиты — Москва сияет великолепием. Новый полупустой купейный вагон, идеальные попутчики — молодая мама и дочь-подросток. Всё время читают и иногда переговариваются шёпотом. Чтение книги Майи Кучерской о Николае Лескове. Николай Лесков — великий писатель, надо это признать. За окном проносятся Вышний Волочёк, Волга, Тверь, Московское море, Клин, Солнечногорск, депо Алабушево со спящими поездами «Ласточка», Зеленоград, Химки (стадион «Арена Химки» не виден в темноте), дальше начинает проноситься и долго проносится Москва.

Москва.

Такси, Третье транспортное кольцо, шоссе Энтузиастов, Северо-Восточная хорда, Кожухово, полвторого ночи.

Дома.

Для чего-то надо было это сделать, надо было совершить это путешествие по малодеятельной Бологое-Полоцкой железной дороге, проехать в поезде, ведомом чёрным паровозом с красными колёсами. Для чего-то это было нужно. Трудно сказать, для чего именно.

Псков — Дно

Оказался во Пскове (во Пскове говорят именно так — «во Пскове», а не «в Пскове») по некоторым делам. И предстоял свободный вечер. Состоялся такой диалог с худруком и директором Псковского драмтеатра Дмитрием:

— А давай я съезжу на поезде в Дно и обратно?

— Просто так?

— Просто так.

— Давай.

И сказал, что даже организует машину для быстрой доставки обратно из Дно во Псков.

Да, здесь говорят так: «во Пскове» и «из Дно». А не «в Пскове» и «из Дна» или «со Дна».

Дима, спасибо.

При покупке билета в пригородной кассе сказал правильно: «Пожалуйста, один до Дно». А не «до Дна» и не «на Дно». Надо говорить правильно, учитывая региональные особенности.

Поезд Псков — Дно состоит из одного тепловоза и двух вагонов. И тот, и другие — на вид новые, современные. Вагоны сидячие, с сиденьями типа авиационных.

Ранний солнечный вечер. Весна. Для середины марта — очень тепло, градусов десять.

Поезд отправляется в 17:41. Идеальное время — бо́льшую часть пути будет светло, а потом стемнеет, и в Дно (не «в Дне» и не «на Дне») будет уже темно, последняя четверть пути пройдёт в темноте, что всегда создаёт особый поездной уют.

На том же пути, что и поезд Псков — Дно, стоял поезд Псков — Луга, такой же маленький. Они стояли на некотором (небольшом) расстоянии друг от друга. Ехать им было в одну сторону, но по разным линиям. Сначала отправился один, в Лугу, а минут через десять — другой. Никогда такого не видел — вот этого совместного стояния двух разных поездов друг рядом с другом на одном пути.

Поезд свистнул (хотел было написать «поезд крикнул, дёрнулась бровь», но не надо, не надо) и пополз по южной окраине Пскова. В окно была видна так называемая полоса отчуждения — территория, непосредственно прилегающая к железнодорожным путям, к линии железной дороги, и, как и всякая полоса отчуждения во всяком русском городе, она была уставлена странными, кособокими сооружениями, кривенькими домиками, устройствами непонятного назначения, сваленными в кучи строительными материалами, просто отдельными трудноопознаваемыми предметами — это такой особый слой реальности, который бывает только в полосе отчуждения железной дороги в России, это довольно трудно описать словами, да и не надо описывать, все это видели раз сто или тысячу, единственные слова, которые реалистично описывают эту реальность, — «непонятно, что это такое». Вот, так и тут, так и тут.

Изучение «Яндекс Карт» показало, что где-то рядом, справа по ходу движения, протекает река Ремонтка. А за рекой Ремонткой находится улица Временная.

Потом окраины закончились, пути перестали ветвиться, и началась просто железная дорога, просто однопутная линия, её раньше называли Бологое-Псковская железная дорога (по аналогии с Бологое-Полоцкой). Бологое-Псковскую железную дорогу построили в девяностых годах XIX века.

Поезд медленно идёт по болотистой местности посреди унылого смешанного леса — это очень характерный для северо-запада России пейзаж. Поезд по-прежнему идёт очень медленно, можно сказать, ползёт.

В вагоне — человек семь или десять. Тишину нарушают голоса мамы и дочки. Их нельзя рассмотреть, они где-то там, за спиной. И нельзя точно определить их возраст. Кажется, дочке лет пятнадцать, а маме, соответственно, лет тридцать пять или сорок. Хотя почему «соответственно». Маме вполне может быть и лет восемьдесят. Кто знает. Да и возраст дочки неочевиден. Может быть, ей уже под полтинник, а мамой она называет, например, свою племянницу двенадцати лет по каким-то их личным, семейным причинам. Может, такое прозвище или, как раньше говорили, домашнее имя — Мама. Кто знает. Трудно сказать.

Дочка всё время предъявляет маме какие-то претензии, что-то требует («открой окно» или типа этого), и у неё требовательная и одновременно смешливая интонация, наседает, напирает и при этом хихикает.

Напротив, через проход, сидит немолодой дядька в шапке-кепке: такая цилиндрическая, довольно высокая шапка из кожи и меха, и к ней приделан козырёк, получается вот именно шапка-кепка.

Ещё какие-то дядьки (кажется, их двое) вполголоса бубнят что-то где-то за спиной.

Других пассажиров не видно, да и не слышно, хотя они вроде бы существуют.

Проводница — приветливая полная женщина. Трудно сказать, в чём заключается её приветливость, она молча проходит то и дело туда-сюда по вагону, просто у неё какое-то приятное доброе лицо.

Поезд медленно ползёт (ну, уже не то чтобы ползёт, просто медленно едет) посреди унылого северо-западного пейзажа. И иногда останавливается на полминуты у неприметных полустаночков. Это даже нельзя назвать платформами — просто такие площадки утоптанного снега вдоль пути, табличка с названием «платформы» и крошечный жестяной остановочный павильончик со скамейкой внутри.

648 км. 644 км. Кеб (да, такое название). Дядька в шапке-кепке вышел, мама с дочкой вышли. После ухода мамы с дочкой (или дочки с мамой) в вагоне стало совсем тихо. Остался только фоновый бубнёж двух невидимых дядек.

Вспомнилась январская поездка из Бологого в Осташков и обратно. Тогда всё время пытался дозвониться до больницы, узнать, как мама, долго не мог дозвониться, а потом, когда дозвонился, выяснилось, что там всё не очень хорошо. А сейчас уже не надо звонить в больницу. Не надо волноваться и заботиться. Не надо переживать, что всё плохо. Теперь не плохо и не хорошо. Теперь всё. Можно просто ехать, ехать себе, и не звонить, и не беспокоиться.

Платформу Гудок почему-то проехали без остановки. Хорошее название. Наверное, в честь одноимённой газеты железнодорожников. Кстати, интересная газета, когда-то в юности её