Горькая истина. Записки и очерки - Леонид Николаевич Кутуков Страница 3

Несмотря на метель и мороз, высоко подняты головы, вперед до пояса и назад до отказа машут руки; мерно отбивается шаг. Величественное зрелище молодости, силы, здоровья и дисциплины. Вот она «Рассея». Вот ее Императорская Гвардия.

Офицерское Собрание. Как страшно идти рапортовать Полковнику Михайличенко[17], командиру Запасного Батальона. Так и кажется, что обязательно ошибешься.

Ведь в это время на Тебя направлены все глаза, все критикуют, все разбирают, достоин ли Ты быть принятым в родной полк, в рядах которого отцы, деды и прадеды служили и умирали за Славу Государя, за честь и величие России, на полях Бородинских, под Парижем, на Балканах, под Тарнавкой и под Краковом.

Весть об убийстве Распутина

Возвращаюсь в Петергоф. В казармах Школы гремит ура. В чем дело? Мне объясняют: «Распутин убит». Всеобщее ликование. Праздник.

Политика среди юнкеров Школы

В нашем взводе есть юнкер, отец которого член Государственной думы. Он привозит из Петрограда литографированные речи Милюкова[18], Чхеидзе[19], Керенского и других депутатов, речи, не напечатанные в газетах.

Юнкера, в тайне от начальства, увлекаются политикой, набрасываются на запрещенные листки, жадно читают их и, с азартом, обсуждают происходящие события. Все уверены, что будет лучше, если что-то переменится. И мир будет, и победа, и расцвет на свободе России и Русского народа. Всё кажется таким нужным, простым и понятным. И как захватывают речи народных представителей — вот люди, вот наше спасение, вот те, которые поведут нас на пути мира, культуры и свободы.

Таково настроение юнкеров нашей Школы. Начальство же обо всем этом не имеет ни малейшего понятия. Что бы подумало оно, если бы узнало, что вот эти юнкера-политики, идя присягать Государю Императору, сговорились между собой, что во время присяги, поднимая руку — складывать пальцы в виде… «кукиша»…

И эти поклонники и ученики Керенского, Чхеидзе, Милюкова и других «избранников народа» непринужденно показывали «кукиш» во время присяги Государю, кощунствуя, оскорбляя штандарт Лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка и с энтузиазмом совершали подобную гнусность.

Творцы европейско-демократической доктрины могут гордиться своими учениками.

Но этот энтузиазм на меня не передается. Иногда мне бывает даже жутко, — уж слишком грандиозны эти настроения и как-то страшно намерение, очертя голову, прыгать в неизвестность.

Конечно война никому больше не нужна, всем только в тягость, да и веры в победу мало. Главное — никто не знает, как снабжен теперь фронт, есть ли в достаточном количестве снаряды, пулеметы, ружья.

Вся эта обреченность и неизвестность ощущается сама собой, воздух этим насыщен, но… раз уж заварили кашу, надо тянуть лямку до конца. А потом можно и разговаривать, и читать всякие запрещенные речи. А теперь эти речи и эти настроения могут быть на руку только немцам: не в присутствии же внешнего врага разваливать свое собственное Государство!

Я не смог прочитать до конца ни одной речи: не интересно. Товарищи мои по взводу, должно быть, заметили мое равнодушие. Я думаю, что они считают меня мало развитым человеком. Кроме того, я имею и другой крупный недостаток: я — портупей-юнкер, да еще вдобавок исполняющий обязанности взводного, они мне подчинены. Это я назначаю наряды, по вечерам делаю поверку и заставляю петь молитвы и гимн.

Начальство ничего не знает о подобном настроении юнкеров. Не мне же доносить курсовому офицеру — я не шпион и не доносчик.

Главное, что и в помине нет какой-либо контрпропаганды Правительства. Инициатива в руках сторонников разрушения. Разве юнкерам сообщили хоть раз устным или печатным способом, лекцией или докладом, о ходе военных действий, о наладившемся снабжении армии вооружением, снарядами, патронами и всем необходимым? Ни разу. Мы предоставлены психологии побежденных (помним только наши поражения), рутине и риску попадать в сети революционеров, которые, не в пример Правительству, ведут бешенную пропаганду. Нами никто не руководит и никто нас не воспитывает, как граждан и будущих офицеров. Если профессиональные революционеры ведут в офицерской среде и в солдатской массе искусную агитацию, то и мы должны бы быть обучаемы и политике, и контрпропаганде, чтобы суметь предохранить от разложения и себя, и солдат.

Мы же в этом отношении или уже обреволюционировались, или же полные профаны, то есть безоружны перед натиском разлагателей.

О дворянстве

Вечер. В дортуаре в 9 часов тушатся огни. Я лежу на моей койке около стены, отдельно от других. Я исполняю обязанности взводного портупей-юнкера. Несмотря на потушенный свет, всё разговаривают, перекликаются, раздается сдержанный смех. Все дружно вдруг смеются удачно рассказанному анекдоту. Идет возня. Выдаются подушками. Молодость берет свое: забывается все — ужасающая война, казармы, политика, неприятности, неизвестность. Все резвятся как дети, смеются до слез, всякий старается сказать что-нибудь исключительно остроумное.

Все довольны и беспечны в этот момент. Все себя чувствуют одной родной семьей, школьниками, мальчишками, шалунами. Но шум делается настолько сильным, что дежурный офицер сможет его услышать. Прощай тогда мой воскресный отпуск, поездка домой в Петроград, в родительский дом. Я призываю к тишине разошедшихся юнкеров. Вдруг раздается: «ш…шш», и в водворившейся внезапно тишине голос: «Не мешайте, тише. Дворянин спать хочет».

Эта глупая выходка вызывает бурю восторга, хихиканья и с трудом сдерживаемого смеха. Но уже злого смеха.

Одна ловко сказанная фраза прервала беспечное веселье и мигом вернула всех к действительности: посылались насмешки и колкости на мой счет.

По существу, все мы остались студентами, а потому исполнение должности старшего портупей-юнкера на взводе было очень трудным, и при любви студентов к независимости, создавало подчас положение портупей-юнкера очень деликатным.

Но всё было мирно до моего выхода в Гвардию. А вот получил я вакансию, и мои товарищи по взводу стали надо мной издеваться.

Они такие же студенты, какия, одинакового со мной образования, моя же принадлежность к дворянскому сословию дает мне преимущество выйти в Гвардию.

Дворянство потеряло преимущество быть культурным и обеспеченным классом в Государстве. Мне кажется, что в наш век общедоступности образования, дворянство только разъединяет нацию, давая неизвестно почему привилегии и преимущества одних граждан над другими.

А потому я и подвергаюсь насмешкам моих однокашников — юнкеров — студентов не дворян.

А ведь они тоже должны будут проливать свою кровь за Веру, Царя и Отечество.

Посещение школы генералом Лазаревичем

Сидим мы в столовой и завтракаем, аппетит волчий — только что вернулись со строевых занятий на морозе. Говорят, приехал посетить Школу Начальник всех Школ Прапорщиков Петроградского Военного Округа Генерал Лазаревич[20].

— «Встать, смирно!»

Входит в столовую старенький Генерал. Поздоровался. Мы