Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли Страница 29

Мы продолжали помогать с местными делами, когда нас перевели в отдел фотографии, но спустя какое-то время я заметила, что на запросах в базе данных отсутствуют кодовые обозначения. Может, Гарри забывает их вводить? Я пошла к нему за разъяснениями.

– В каком смысле номер дела? Это же из офиса шерифа.

– Я знаю. Но в графическом отделе мы всегда присваивали делу номер.

Гарри фыркнул:

– Нет, нам достаточно запроса из офиса шерифа, а он есть.

– Но… тогда его нужно ввести в базу, разве нет?

Гарри проигнорировал мой вопрос, преувеличенно вздохнул и сказал:

– Все запросы у меня здесь.

Он выдвинул ящик стола и достал картонную папку со стопкой писем.

– Довольна?

Вообще-то, нет. Письма, лежащие в папке, означали, что дела, над которыми мы работаем, по базе не отслеживаются. Я попыталась объяснить это ему, но поняла, что ни к чему не приду, и оставила все как есть, – по крайней мере, на время.

Однажды Гарри вызвал меня к себе и сказал:

– Ты должна сдать свой «Блэкберри».

Гэри выдал его мне несколько лет назад, потому что с ним удобнее было выезжать на составление фотороботов и документирование мест преступления. В то время «Блэкберри» был необходим для сотрудников на выездах.

Я спросила:

– Почему?

– Потому что я так сказал.

Потому что ты так сказал? Должна же быть причина!

– Гарри, правда, почему? Мне дадут другой?

– Нет. Ты должна его сдать, потому что он тебе не нужен.

– Нужен! Именно поэтому Гэри его мне и выдал.

Гарри тяжело вздохнул и заявил:

– Будешь пользоваться своим мобильным.

– Но за мобильный я плачу из собственного кармана и не имею права им пользоваться на работе. Для этого есть «Блэкберри».

Конечно, «Блэкберри» никогда не использовались для секретной информации, но они обеспечивали гораздо более надежную связь, особенно в поездках – дело ведь было в 2009-м. Мой мобильный вообще не работал внутри зданий, в отличие от «Блэкберри».

– Я уже сказал нет. Твоего телефона достаточно.

– А Теду и Уэйду тоже надо будет сдать их «Блэкберри»?

– Тебя это не касается! – рявкнул Гарри.

Естественно, и я понимала почему. Их «Блэкберри» оставались при них.

Последствием того, что я больше не владела служебным «Блэкберри», было то что мне пришлось ввести личный номер мобильного в реестр ФБР. Меня это вовсе не порадовало. Не то чтобы кто-то мог воспользоваться им в неблаговидных целях – дело было в принципе. Почему Уэйду и Теду оставили их «Блэкберри», а мне нет?

Потом Гарри нацелился на мой ноутбук – объявил, что он переходит к Теду.

– Но мне нужен ноутбук, когда я выезжаю на составление фотороботов, для этого Гэри мне его и выдал.

– Я сказал, что ноутбук переходит к Теду. И точка.

Тед был в таком же недоумении, что и я. Он редко ездил на вызовы, поэтому ноутбук являлся для него просто еще одним инвентарным номером, за который он теперь нес ответственность. А я-то пользовалась им постоянно! У нас на рабочих местах не было Интернета, и я связывалась по ноутбуку с учащимися с наших курсов. По нему я отправляла наброски фотороботов, когда находилась на выезде, редактировала фотографии и пользовалась еще множеством полезных и удобных функций.

Я не могла использовать личный ноутбук, потому что это запрещалось протоколом. Теперь каждый раз, собираясь на выезд (а предупредить о нем могли буквально за пару часов), я должна была одалживать ноутбук и проходить через все бюрократические препоны со сменой паролей. Неоднократно, находясь при исполнении, я понимала, что не могу сохранить файл или внести изменения, потому что у меня нет нужных полномочий.

Но Гарри и не думал уступать, поэтому я отдала свой ноутбук Теду, который держал его в ящике рабочего стола, пока не вышел в отставку.

Еще одна проблема возникла с ПО для трехмерной графики, которое мы использовали при сканировании черепов. Раньше лицензия на эти программы покупалась сразу на весь отдел графики, но теперь мне нужна была собственная. Гарри с Фрэнком отказывались покупать ее для меня. Мне всего-то требовался так называемый «ключ» – маленькая штучка, похожая на флэшку, которая открывала мне доступ к программам. Они купили ключ для Уэйда, но мне в копии было отказано. Когда я спросила, как мне в таком случае сканировать черепа, они ответили:

– Пусть это делает Уэйд.

Уэйд прекрасно видел, что происходит, поэтому, не жалуясь, сканировал черепа для меня, хотя ему и приходилось отрываться от собственной работы. Мне стало труднее соблюдать сроки, потому что приходилось ждать, пока он выполнит сканирование и для меня, и для себя. Дела по лицевой аппроксимации пылились у меня на столе, если его не было в городе – неважно, уезжал он в командировку или в отпуск. А в конце года Гарри с Фрэнком занижали мне рейтинг, потому что я выполняла не полный объем работы.

Если бы я носила форму с погонами, Гарри, наверное, и их бы у меня отнял. Я потратила десять лет на то, чтобы подняться в ФБР по карьерной лестнице, доказывая, что гожусь для этой работы. Я была опытным судебным художником, а теперь меня отодвигали на задний план, сводя до второстепенного статуса. И я ничего не могла с этим поделать.

Хотя ситуация была нисколько не смешная, Уэйд периодически подшучивал:

– Да уж, Лиза, будь у тебя ключик, с тобой бы так не обращались.

Мне приходилось смеяться.

Спустя год в этом круге ада в отделе стали говорить:

– Если Гарри кричит, значит, у него в кабинете Лиза.

Я не нежный цветок, но мне не нравится, когда на меня орут, особенно без всякой причины. Собственно, это никому не нравится, но я решила сказать об этом особо, потому что в ФБР этого, кажется, не знали.

На меня столько не орали со времен учебной части в армии. Гарри возвышался надо мной, размахивая руками, – при этом из его рта не вылетало практически ничего осмысленного. Вы знаете, что размах рук, если раскинуть их в стороны, равняется вашему росту? Гарри был двухметровый: теперь представьте, что такое два метра размаха рук у вас перед носом. Это было унизительно, неприятно и даже пугающе, а случалось такое все чаще и чаще.

В отделе было двое супервизоров, которые слышали крики Гарри и Фрэнка – стены там не толще бумаги, – и я очень надеялась, что они вмешаются. В ФБР нам всем вдалбливают в головы, что руководство должно придерживаться моральных