Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин Страница 29

Выдав это, я резонно поинтересовался у Эрики:

– Значит, ты по-прежнему жаждешь крови этой Петры Келли?

Эрика, ошеломленная моими аргументами, быстро взяла себя в руки и возмущенно заявила:

– Естественно, жажду! Вы же сами знаете, что я права. Кстати, здесь же в газете написано, что она с Бастианом укатила в Зальцбург.

– Если верить этой статье, то Зальцбург – только предположение журналиста, – заметил я, хотя им нравится фланировать по мемориально-музейным анфиладам на фоне патриархальной тишины малой родины великого Вольфганга Моцарта.

Эрика презрительно хмыкнула.

– А что еще мог написать этот наемный борзописец? Фрау Линда Шварцер, помнится, наплела мне вчера нечто похожее.

– Как бы то ни было, а полицию и германские власти они, похоже, убедили.

– Еще бы! – взорвалась Эрика. – Келли умеет убеждать! Надменная стерва со взведенным курком – вот кто она!.. Предложила продажным журналюгам всяческую помощь и содействие для публикации нужных писулек. Должно быть, сама спрятала Герда где-нибудь у своей бабушки Бирле в Нюрнберге, чтобы создать видимость, что они мотаются по модным курортам или же, наоборот, затаились в глухих уголках Баварии – на Химзее, например. Чем дольше официальные власти скрывают их исчезновение, тем в большей безопасности они себя ощущают – она и Герд Бастиан. Хлопот поменьше, да и вмешательство родственников исключено… Теперь с этим покончено! – запальчиво выкрикнула Эрика. – Если вы, конечно, не передумали.

Я помотал головой.

– Допивай кофе, и пойдем отсюда, – сказал я.

Выйдя наружу, мы чуть постояли, дожидаясь, пока глаза привыкнут к солнечному свету. Дверь ресторанчика выходила на берег расчудесной реки Рейн, а вернее, к началу романтического пути, на каждом метре которого стоят средневековые замки, начиная от Бад Годесберга и Кёнигсвинтера с крепостями Годесбурга и Драконфельдс до самого Кобленца. Да и денек выдался солнечным и довольно теплым, водная гладь блестела, притягивая желающих отдохнуть от житейских невзгод и треволнений. Я невольно позавидовал дефилирующим горожанам и решил, что как-нибудь на досуге и сам последую их примеру.

Мы не спеша зашагали к берегам волшебного Рейна.

– Вы мне нравитесь, Ганс, – сказала она, взяв меня под руку. – У меня была когда-то собака, похожая на вас, по кличке Шерли, восхитительная немецкая овчарка, окрас – чепраг. Она бросалась на любого, кто шел навстречу мне. А уж если дам команду, то рвала всех и все без разбора. Такой телохранитель – почище, чем очередь из автомата…

– Разумеется, из Калашникова?

– О, да!

– Просто замечательно! – сказал я.

– И когда отцу надоело ходить в полицию и по судам и платить огромные штрафы за порванную одежду, суд вынес вердикт: сдать Шерли ветеринарам, чтобы они ее усыпили… Как я тогда страдала, одному Богу известно – проревела до утра.

– Интересно, Эрика, а будешь ли ты лить слезы всю ночь, если укокошат, к примеру, меня?

– Не смейте так говорить! – Она остановилась как вкопанная и развернулась ко мне лицом. – Я не хочу, чтобы вы рисковали. Вы мне нравитесь. Вы хотя бы говорите чистую правду, несмотря на свою жестокость. И вы не притворяетесь, что вы другой, в отличие от всех остальных, кого я знаю.

Пусть Эрика и чокнутая, но после этих слов я поневоле почувствовал себя виноватым. В первые секунды, во всяком случае. Но тут же подумал: может быть, она именно этого и добивалась? Внезапно мне пришло в голову, что я мог упустить важные нюансы: комнату Эрики могли прослушивать, – она, кажется, сама об этом говорила вскользь. А опытный агент в таких делах промашки не должен давать. А раз так, значит, существуют записи, сделанные вчера ночью. Потом звонила какая-то фрау и вела долгий назидательный разговор с Эрикой. Логично было предположить, что представитель другой стороны, вознамеривший, скажем так, наладить со мной контакты, уже их прослушал. Играя определенную роль, я притворялся, как и сама Эрика, но специалист, дешифровавший запись нашей беседы, безусловно, понял бы, что я вовсе не киношный мафиози Гансвурст.

Тем не менее Эрика, установившая со мной определенные отношения, исходила из предпосылки, что я – Гансвурст, безжалостный мафиози и, скорее всего, наемный убийца. Или же она искусно притворялась? Эрика могла предполагать и такое: человек, которого она пытается подкупить в качестве осведомителя, на самом деле агент контрразведки из БФФ. Тогда этот спектакль – просто хитроумное прикрытие, ширма, из-за которой можно втихомолку наблюдать за моими действиями. Вопрос: кому это на руку?…

Я посмотрел на фройляйн, которая стояла передо мной, подставив солнцу хорошенькую головку, увенчанную короткой стрижкой ослепительно-белых волос. В голове промелькнули ее слова: «Вы хоть не притворяетесь, что вы другой». Возможно, она была вполне искренней, но я не мог полагаться на случай, ведь Эрика могла просто поддразнивать меня в своей игривой манере, прекрасно понимая, что под маской одиозного мафиози скрывается самый изощренный артист в мире.

Напустив на себя серьезный вид, я произнес:

– Всем людям свойственно быть притворяшками. Ты разве никогда не играла в жизни другие роли?

Голубые глаза Эрики сузились, словно я обидел ее. Впрочем, кто знает, может, так оно и было. Эрика судорожно сглотнула.

– К чему такие подробности? – скороговоркой произнесла она. – Я не в сауне и раздеваться не намерена!

Я презрительно хмыкнул.

– Так я и думал! Внутри ты трусиха!.. Как подметил знаменитый Карлос Кастанеда: «Когда человек боится, он воспринимает знакомые вещи по-новому». Теперь послушай внимательно и заруби себе на носу: в кошки-мышки я играть не собираюсь. Сейчас еще не поздно все отменить, но если ты решишь действовать, то пути к отступлению не будет. За выполненную работу я должен получить свои остальные пять штук. Потом не скули, что передумала. – Я вытащил из кармана конверт и протянул ей. – Вот, фройляйн, ваши пиастры. Да или нет? Твое последнее слово.

Эрика замялась. Я насмешливо скривил рот. Эрика заметила и решительно отодвинула конверт и махнула на прощание.

– Пока!

Я проводил ее взглядом.

Эрика легким пружинистым шагом подошла к своему небольшому «пежо», отомкнула дверцу и забралась внутрь. Газанула она слишком резко – взвизгнула резина о бетон, поднялись легкие струйки дыма.

XIII. Владек Функе – поздний переселенец

per fas et nefas[32]

Вернувшись в гостиницу, я сбросил мокрую от пота рубашку прямо на ковер, облачился в тяжелый махровый халат и прошагал по кругу – от двери к окну и обратно. Гансвурст, то есть я, просто тащился от роскоши