Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904) Страница 29

После того как мне подогнали новую фуражку, я узнал от своего воспитателя, что я назначен на смотр государю в новой форме, что приказано от всех военно-учебных заведений представить государю по одному представителю, одетому в новую форму. Как это выбор такой чести выпал на меня, только что понесшего такое серьезное наказание, я до сих пор не могу сообразить. Конечно, я был бесконечно счастлив. От Пажеского корпуса поехал я один с адъютантом корпуса.[92]

Государь жил в Гатчине, и нас повезли туда. Я страшно волновался – впервые мне предстояло увидеть так близко Александра III. Нас провели в Арсенальный коридор, где должен был состояться смотр. Меня, как пажа, поставили на правый фланг, рядом со мной совершенно в новой форме встал фельдфебель Павловского военного училища и один юнкер. Фельдфебель этот был Меркулов, вышедший в офицеры в Преображенский полк. Затем стоял фельдфебель 2-го Константиновского училища и юнкер Николаевского кавалерийского училища вахмистр Левицкий, вышедший в офицеры Конной Гвардии и юнкер Михайловского артиллерийского училища, затем юнкерского пехотного и от кадетских корпусов по одному представителю.

Вскоре собрались все директора военно-учебных заведений с Махотиным во главе.

Государь вышел с военным министром Ванновским, в сопровождении министра двора графа Воронцова и дежурного флигель-адъютанта, и поздоровался с нами: «Здравствуйте, господа!», – сказал государь. Мы ответили довольно стройно, хотя и не репетировали: «Здравия желаем вашему императорскому величеству».

Государь остановился передо мной, что-то сказал военному министру. Первый раз я видел это чудное лицо, с чудными глазами, такими честными, добрыми, помню, как меня они поразили, с каким восторгом я смотрел на государя. Мне приказали повернуться кругом, потом опять обратно.

Государь спросил мою фамилию, я назвал себя. «Ваш отец служил при Николае Николаевиче Старшем?» – я ответил утвердительно.

Александр III никогда никому не говорил «ты», в противоположность Александру II, который всем без исключения, даже старикам, говорил «ты». В царствование Александра III оставались только три великих князя: Константин, Николай и Михаил Николаевичи, которые продолжали обращаться на «ты» к тем лицам, которых знали при Александре II.

После смотра, когда государь ушел, нас повели всех в какой-то зал, где были накрыты столы, и угостили завтраком. Это был мой первый завтрак во дворце у государя. Все мне показалось неимоверно вкусным. Нам надавали фруктов и конфет. Счастливый, я вернулся в корпус. Но в отпуск меня все же не пустили, выдержали до 8-го февраля, когда я первый раз после долгого промежутка пришел домой. Моя мать была очень обрадована, что меня возили в Гатчину, – значит, я уже не такой большой преступник.

На другой день, это было начало масленицы, в семье очень близкой нам стряслось большое горе. Генерал Шебашев скончался, моя мать и мы все очень близко приняли к сердцу эту кончину. Я мог быть только на одной панихиде, так как должен был ехать в корпус, к моему большому сожалению, не мог быть даже на похоронах. Весной 1882 г. состоялись перемены и в высшем командовании, великий князь Николай Николаевич Старший уступил место главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа великому князю Владимиру Александровичу. Министром внутренних дел назначен был граф Толстой, обер-полицмейстером, а впоследствии градоначальником наш двоюродный брат П. А. Грессер. Последнее назначение было для нас большой неожиданностью. Помню, как он приехал к нам прямо из Харькова, где он был губернатором, сказать моей матери о предстоявшем назначении и просить ее благословения. До этого времени я с ним не встречался, был близок с его братьями Николаем и Карлом, а его я не знал. Потом он уже приехал обер-полицмейстером, привез свою жену Надежду Петровну и малолетнего сына, поступившего затем в Пажеский корпус. Его жена оказалась очень милой женщиной и была очень добра и ласкова с моей матерью, по-родственному. Он был нежным племянником и проявлял много забот к моей матери и всем нам. Моя мать часто проводила лето у них на Каменном Острове.

Он оказался отличным градоначальником, к которому Александр III относился все время с полным доверием и уважением. Обер-полицмейстером он был всего год, когда обер-полицмейстерство было преобразовано в градоначальство, он был назначен градоначальником.

После Пасхи, которая была в этом году ранняя – 28-го марта, у меня начались экзамены, я очень много занимался и выдержал хорошо, перешел в младший специальный класс. Мой брат тоже хорошо выдержал офицерский экзамен, и так как он решил окончательно выйти в л. – гв. Уланский Его Величества полк, то, по окончании экзаменов, был прикомандирован со всеми выходящими в кавалерию к Учебному кавалерийскому эскадрону на лагерное время.

После экзаменов, радостный и счастливый, я приехал домой с сознанием, что я уже образованный человек, окончивший общеобразовательный курс. Мне предстояли еще только два года для прохождения специальных военных наук и высшей математики.

Моя мать наняла дачу в Петергофе, на бульваре Юркевича,[93] и мы переехали туда в начале июня. Мой брат навещал нас по субботам и проводил праздники с нами.

Старшая сестра жила недалеко, в двух верстах от нас, и мы часто виделись с ней. Это было мое последнее свободное лето, с будущего года предстояло уже идти в лагеря, и поэтому я старался использовать его в полное удовольствие.

Царская семья переехала на лето из Гатчины в Петергоф и жила в Александрии. Траур по Александру II кончился, и в Петергофе царило большое оживление, был целый ряд празднеств при дворе, в которых принимала участие моя сестра.

Я приобрел себе много друзей и постоянно бывал у знакомых, особенно часто у моих друзей Миллер.

В июле месяце были крестины великой княгини Елены Владимировны в Царском Селе. Моя сестра присутствовала на них.

Лето прошло быстро. 7-го августа мой брат был произведен в офицеры и сделался уланом его величества или, как называли этот полк, Варшавским уланом, или желтым, в отличие от петергофских улан.[94]

С ним вместе произведены были в офицеры наши друзья Веревкин в Гвардейскую артиллерию и Кнорринг в Кавалергардский полк.

Мой брат написал по тому случаю стихотворение:

На выпуск пажей 1882 г.

Сегодня день, который ждали,Друзья, мы несколько уж лет,Часы, минуты мы считалиДо офицерских эполет.Украсили мы ими плечиЗаместо пажеских погон,И в час прощальной нашей встречиБокалов подняли трезвон.***Мы меж собой давно сроднились,Сошлися в тесную семью,Но все ж, скорее мы старалисьПокинуть школьную скамью.И вот, она теперь за намиИ вместе с нею ряд годов,Когда мы юными пажамиРосли средь пажеских садов.***Еще не раз нам эти годыНа память в жизни всем придут,И наши прежние невзгодыНам много пользы принесут.Мы научились понемногуЛюдей и жизнь распознавать,Все, что нам нужно на дорогу,Когда придется в жизнь вступать.***Так неужели в час разлукиНе вспомним корпус мы добром,А дрязги и минуты скукиЗабвенью предадим потом.Мы лучше вспомним дни былогоВеселой юности пажей,Когда все силы молодыеКипели жизнию сильней.***Приятно было, как впервыеМундир нам пажеский надеть,Как было весело родныеНам песни корпуса запеть.С какою гордостью шагалиМы на парадах и смотрах,И как восторженно встречалиЦаря мы в корпусных стенах.***Мы вспомним лагерные сборыУчебный вспомним батальон,Стрельбу, затеи, наши спорыИ наш Учебный эскадрон;Житье в нем истинно лихое,То на коне, то под столом —Все это время уж былое,С любовью вспомните о нем.***И вспомнив все, за дни былыеБокал поднимем мы винаИ выпьем, братцы, за родныеНам дорогие имена…Пусть каждый пьет за кого хочет,Но каждый верно уж из насЗа корпус Пажеский захочетПоднять бокал свой в этот час!СПБ, 1882.

Мой брат должен был бы ехать в Варшаву, где стоял его полк, но по ходатайству моей матери великий князь Николай Николаевич Старший, чтя память моего отца, устроил так, что мой брат прямо был назначен в запасный эскадрон Уланского полка, который квартировал в Павловске близ Царского Села. Это очень утешило мою мать, которой не хотелось расставаться с сыном.