Владимир Голяховский - Это Америка Страница 29

— Я сказал уже: никуда из России не поеду. Мне и здесь хорошо, — проворчал Михаил.

Маруся в свою очередь напустилась на дочь:

— С чего это мы в Израиль поедем? Мы и здесь неплохо живем — дом отец построил, огород у нас, запасы делаем — помидоры там, огурцы солим, хряка на сало откармливаем. Рыбу отец ловит, коптим. И не подумаю уезжать!

Роза ненадолго прикусила язык, но мечтать о Саше и об отъезде не перестала. В свои двадцать два она была в самом соку: высокая, краснощекая, курносенькая и скуластая, с большими лучистыми глазами зеленоватого оттенка и волосами светло — каштанового цвета — настоящая русская деваха. Роза любила гостить в деревне у дедушки с бабушкой, носила ведрами на коромысле воду, готовила вкусные щи, копала грядки, полола огород, косила траву на сено, доила корову, ездила верхом на лошади без седла. Это про таких женщин Некрасов писал: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». И удовольствия Роза любила тоже деревенские: обожала париться в бане и пить квас. Бывало, наносит в деревенскую баню «по — черному» воды, растопит ее, раскалит камни и часами парится, лежа на полке, постегивая себя березовым веником. А потом, распаренная, кидается в холодный пруд, а зимой — прямо в снег. Отец с удовольствием любовался дочкой и часто говорил: «Удачная получилась девка, не промах».

И не скучать же такой девушке одной, пока доберется до своего Саши. Бывали у нее встречи с парнями, она им не отказывала, к сексу относилась по — деловому и заниматься им любила. Но никто ей не нравился, поговорить с ними было не о чем. И тут подвернулся Розе интеллигентный мальчик Гена Тотунов, чуть младше нее, тоже студент. Он изучал языки, интересовался всем на свете и совсем не пил — ни вина, ни водки в рот не брал. Роза стала его обхаживать, но как ни крутилась вокруг, он не то что обнять или поцеловать, а даже взять ее за руку не решался. Зато он много и интересно рассуждал, часами мог рассказывать, что читал. Однажды он сказал:

— Я б уехал в Америку, хоть и Россию люблю. Но русских не выпускают, только евреев…

Роза снова подступилась к родителям:

— Другие уезжают, даже русские хотели бы уехать. А мы что, хуже всех, что ли?

Вскоре Михаила вызвали к городскому начальству и предложили уйти с работы заведующего строительной базой «по своему желанию». Михаил поразился:

— По своему желанию?! Да я своими руками эту базу создал, простым рабочим на складе начал, расширил его, людей подбирал. А теперь мне уходить «по своему желанию»?! За что выгоняете, лучше прямо говорите…

С некоторым смущением ему объяснили:

— Понимаешь, мы против тебя ничего не имеем. Но «сверху» велят евреев снимать с руководящей работы. Если бы ты еще был членом партии, мы бы тебя, наверное, отстояли.

— Ах вот оно что! Значит, своим можно, а я — чужой!.. Мало того что за спиной жидом обзывают, так еще и работы лишили!

Домой Михаил пришел взбешенный и брякнул с порога, как отрезал:

— Всё, едем в Израиль! Не хочу здесь больше жить.

Маруся — в слезы.

— Ну чего ты ревешь?

— Как же мы там жить будем, как обустраиваться? Мы ведь уже не молодые.

— Думаешь, такой здоровый мужик, как я, не сможет там устроиться и нам плохо будет? Да я еще горы могу свернуть! Вот увидишь, мы еще лучше заживем.

Маруся не представляла себе жизни без огорода и, всхлипывая, спрашивала:

— А огород я смогу там завести?

— Конечно. Вот если в Америку ехать, то я полагаю, там огородов нет. Американцы все живут в многоэтажных домах — какие уж огороды. А в Израиле, я слыхал, есть поселения, кибуцами называются, так у них огороды, каких тут сроду не видали.

Эта новость Марусю не то чтоб успокоила, но слегка примирила с грядущими переменами.

— Интересно бы знать, какая там жизнь, в этом Израиле? — задумчиво продолжила она.

Но давно обрусевший Михаил никогда жизнью в Израиле не интересовался и не имел о ней представления, а потому ворчливо отвечал:

— Что значит «какая жизнь»? Ну живут люди. По слухам, хорошо живут, иначе бы не ехали туда. Вот приедем, обоснуемся и будем вникать, что за жизнь.

А Роза, узнав о решении родителей, сразу оживилась, развеселилась, стала готовиться.

Но Михаил не знал, что и как нужно делать, чтоб уехать. Роза все выяснила у других евреев: требовалось получить вызов из Израиля. Но от кого и как? В Саранске об этом ничего не знали. Ей посоветовали:

— Поезжай в Москву. Говорят, там возле синагоги по субботам собираются евреи и обсуждают, что и как делать для выезда. Они тебе подскажут.

Поездки в Москву всегда были для Розы праздником — там можно купить что-то модное и нужное, сходить в театр. Но на этот раз ей предстояло важное дело. В Москве жили в Мневниках знакомые. Жили они втроем в однокомнатной квартире, но у них можно переночевать на полу. Она сказала отцу:

— Дай мне тысячу рублей, я поеду в Москву, все разузнаю и все сделаю.

Маруся дала ей подарков для хозяев — банки помидоров и огурцов домашнего соления.

— Чтоб не с пустыми руками. Да привези гречки и сахара — рафинада, год уже в магазинах нет.

В Москве Роза в субботу утром поехала на «Площадь Дзержинского» (нынешняя станция «Лубянка») разыскивать синагогу. Она шла по улице и напевала слова из песни Высоцкого «Мишка Шифман»: «Хрена ли нам Мневники — едем в Тель — Авив!..»

На подходе к улице Архипова (Спасоглинищевский переулок) Роза услышала веселую еврейскую музыку и голоса множества людей. Она пошла в эту сторону и увидела густую толпу, все живо что-то обсуждали. Роза в недоумении остановилась послушать[22]. Потом робко вошла в толпу, некоторое время слушала разговоры и исподтишка выбирала — кому бы задать вопрос. Наконец она приметила пару среднего возраста, интеллигентного вида, очевидно мужа с женой. Он, в очках с толстыми линзами, стоял понуро и молча, а женщина заговаривала со многими, что-то записывала, что-то кому-то советовала.

Роза приблизилась к ней и задала свой вопрос:

— А как получают письмо — вызов из Израиля?

Женщина посмотрела на ее явно русское лицо и недовольно спросила:

— А вам это зачем? У вас евреи в роду есть?

— Да, у меня отец еврей.

— Ну тогда другое дело. Вы сами откуда?

— Я из Саранска, у нас мало евреев уезжает, поэтому никто ничего толком не знает.

Мужчина мягко заулыбался и тоже вступил в разговор:

— Вы из Саранска? Я знавал людей, которые уехали из Саранска.

— Да, конечно, — смущенно ответила Роза, — кое-кто уехал. Одна наша знакомая семья четыре года назад уехала. Он профессор был, доктор знаменитый, Глинский его фамилия.