Пушкин в Михайловском - Аркадий Моисеевич Гордин Страница 28

обязывается по данному от г. одесского градоначальника маршруту без замедления отправиться из Одессы к месту назначения в губернский город Псков, не останавливаясь нигде на пути по своему произволу, а по прибытии в Псков явиться лично к г. гражданскому губернатору. Одесса, [июля] 29 дня 1824».

Через день, 31 июля 1824 года, Пушкин со своим верным дядькой Никитой Тимофеевичем, который был при нем все годы южной ссылки, в той же родительской коляске, в которой отправлялись они из Петербурга, выехал из Одессы по назначенному маршруту и 9 августа был уже в Михайловском.

В нарушение предписания в Псков к гражданскому губернатору не стал заезжать.

Через две недели после высылки Пушкина из Одессы П. А. Вяземский писал из Москвы А. И. Тургеневу: «Последнее письмо жены моей наполнено сетованиями о жребии несчастного Пушкина. От нее он отправился в ссылку; она оплакивает его как брата. Они до сих пор не знают причин его несчастья. Как можно такими крутыми мерами поддразнивать и вызывать отчаяние человека! Кто творец этого бесчеловечного убийства? Или не убийство заточить пылкого кипучего юношу в деревне русской? Правительство верно было обольщено ложными сплетнями. Да и что такое за наказание за вины, которые не подходят ни под какое право? Неужели в столицах нет людей более виновных Пушкина? Столько вижу из них обрызганных грязью и кровью! А тут за необдуманное слово, за неосторожный стих предают человека на жертву. Это напоминает мне басню „Мор зверей“. Только там глупость в виде быка платит за чужие грехи, а здесь – ум и дарование. Да и постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревню на Руси? Должно точно быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина»[80].

«Ссылочный невольник»

На последней перед Михайловским почтовой станции в Опочке поэта ждал с лошадьми кучер Пушкиных Петр Парфенов. Никто из родных встречать не приехал.

Сергея Львовича о предстоящем прибытии сына, по-видимому, известил губернатор Адеркас. Вскоре он вызвал Пушкина в Псков и взял с него подписку в том, что он, Пушкин, обязуется «жить безотлучно в поместье родителя своего, вести себя благонравно, не заниматься никакими неприличными сочинениями и суждениями, предосудительными и вредными общественной жизни, и не распространять оных никуда»[81].

В Михайловском в то лето жила вся семья – Сергей Львович, Надежда Осиповна, Ольга, Лев и няня Арина Родионовна. Пушкин не видел их четыре года. «Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, – писал Пушкин, – но скоро все переменилось». Узнав подробнее от местных властей о причине внезапного приезда сына (ссылка за дурное поведение, за безбожие), Сергей Львович впал в паническое настроение. Он испугался, ожидая и для себя больших неприятностей, и накинулся на сына с упреками и претензиями.

Себялюбивый, эгоистичный Сергей Львович и прежде не был заботливым и чутким отцом. Зная бедственное материальное положение находившегося на юге Александра, он слал ему не деньги, а лишь любезные письма. «Это напоминает мне Петербург, – писал Пушкин из Одессы брату, – когда, больной, в осеннюю грязь или в трескучие морозы я брал извозчика от Аничкова моста, он вечно бранился за 80 коп. (которых верно б ни ты, ни я не пожалели для слуги)».

Семейные распри усугубляли и без того тяжелое душевное состояние, в котором поэт приехал в Михайловское.

А я от милых южных дам,

От жирных устриц черноморских,

От оперы, от темных лож

И, слава богу, от вельмож

Уехал в тень лесов Тригорских,

В далекий северный уезд;

И был печален мой приезд.

«Евгений Онегин»

Отрывки из путешествия Онегина (черн.)

Из двадцати пяти лет своей жизни четыре он провел уже в ссылке. Впереди была новая ссылка – в глуши, в одиночестве. И бог весть на сколько лет…

Позднее, сравнивая этот свой приезд в псковскую деревню с теми, другими, в юности, он писал:

                    В разны годы

Под вашу сень, Михайловские рощи,

Являлся я; когда вы в первый раз

Увидели меня, тогда я был

Веселым юношей, беспечно, жадно

Я приступал лишь только к жизни; годы

Промчалися, и вы во мне прияли

Усталого пришельца; я еще

Был молод, но уже судьба и страсти

Меня борьбой неравной истомили.

. . . . . . . . . . . . . . . .

Утрачена в бесплодных испытаньях

Была моя неопытная младость,

И бурные кипели в сердце чувства

И ненависть и грезы мести бледной.

«…Вновь я посетил…» (черн.)

Положение его в семье с каждым днем становилось все более тягостным. Отношения с отцом не налаживались. Напротив – обострялись.

Дело в том, что Адеркас, исполняя волю высшего начальства, поручил псковскому губернскому предводителю дворянства А. И. Львову подыскать среди опочецких или новоржевских дворян «попечителя», который бы наблюдал за «поступками и поведением» ссыльного поэта. Львов попытался назначить «попечителем» соседа Пушкиных И. М. Рокотова, но тот отказался, сославшись на плохое состояние здоровья. Желающих выполнять полицейскую миссию не находилось. И тогда возникла мысль поручить это отцу – Сергею Львовичу.

В рапорте, отправленном Паулуччи 4 октября, Адеркас, характеризуя Сергея Львовича как человека известного в губернии по «добронравию» и «честности», сообщал, что коллежский секретарь Александр Пушкин «поручен в полное его смотрение с тем заверением, что он будет иметь бдительное смотрение и попечение за сыном своим»[82]. Решение Адеркаса Паулуччи одобрил.

Получив через опочецкого уездного предводителя дворянства А. Н. Пещурова предложение шпионить за сыном, Сергей Львович малодушно согласился. Пушкин, узнав об этом, попытался объясниться, но отец не пожелал с ним говорить. Мало того, вызвал к себе Льва и запретил ему знаться со старшим братом. Пушкин и раньше подозревал, что отец восстанавливает против него Льва. Теперь подозрения подтвердились.

Пушкин не мог больше сдерживаться. Он был в крайности. Явился к отцу и высказал все. Произошла тяжелая сцена. В тот же день он написал отчаянное письмо в Псков Адеркасу: «Милостивый государь Борис Антонович. Государь император высочайше соизволил меня послать в поместье моих родителей, думая тем облегчить их горесть и участь сына. Неважные обвинения правительства сильно подействовали на сердце моего отца и раздражили мнительность, простительную старости и нежной любви его к прочим детям. Решился для его спокойствия и своего