Революционеры или террористы. Воспоминания участниц Фракции Красной Армии - Инге Фитт Страница 28

Они не задают вопросы, мы обсуждаем. Они хотят знать наше политическое мировоззрение, нашу оценку политики социалистических государств, насколько силён антикоммунизм среди западногерманских левых. Между ними снова и снова: чего вы хотите в Багдаде, каких палестинцев вы знаете и т. д.? Я смело произношу каждое слово, измеряю смысл и значение каждого предложения.

Вечером меня отвезли обратно в камеру. О Регине и Раше я ничего не знаю. В конце камеры висит фреска с портретом Ленина. Я подхожу прямо к нему, когда меня ведут по коридору. Это кощунство, думаю я. Но это пока не моё дело.

На третий день, в самом начале переговоров, я говорю: «Всё в порядке, прогоняйте нас, но в социалистическую Германию». Они недоумевают, становятся более осторожными, более дружелюбными, спрашивают, как это сделать, к кому обратиться, не знаем ли мы, что Варшавские государства-участники подписали антитеррористическую конвенцию и обязаны нас арестовать. «Мы не террористы», – говорю я. «Свяжитесь с соответствующими органами в ГДР и попросите предоставить вам возможность реализовать мою просьбу». Меня зовут Инге Фитт».

Вечером нас выводят из тюрьмы три человека из госбезопасности ГДР. Там же находится и Гарри с его толстым коньячным носом. «Так, так, Мадель, ты занимаешься делами», – бормочет он в машине. «Но теперь ты в безопасности».

Уже стемнело, когда мы куда-то приехали. Вывеску на въезде в деревню повесили. Нам тоже не очень важно, где мы находимся. Он находится под охраной госбезопасности ГДР, это ясно. Дальше этого наше любопытство не идёт. В течение четырнадцати дней о нас хорошо заботятся, мы ходим в сауну, плаваем и занимаемся фитнесом.

Иногда после обеда я мучаюсь над тем, как поговорить с Гарри. Как и в начале, он по-отечески весел, приветлив и простоват. За этим скрывается его жажда информации. Он хочет знать о нас всё, а я так хочу ему что-то рассказать. Я не чувствую себя комфортно в своей шкуре. Социалистические секретные службы тоже пугают меня, они также непостижимы и непредсказуемы. Не то чтобы я прямо боялась, но это та почва, которую я не знаю и которую мне не приходилось знать.

Меня интересуют аресты в Болгарии, как это могло произойти? Что они знают об этом, и какова позиция других социалистических государств? Но Гарри об этом односложно, он только говорит, что была конференция социалистических государств, на которой было осуждено сотрудничество Болгарии с силами безопасности ФРГ. Я благодарю ГДР за помощь, но настоятельно прошу их позволить нам поскорее уехать. Гарри старается не дать нам почувствовать, что они используют наше нынешнее беспомощное, зависимое положение. Он пытается построить доверие для долгосрочных отношений.

Моя проблема заключается в двусмысленности ситуации: где я всё ещё субъект, а где становлюсь объектом? Мы знаем, например, что нас водят за нос в квартире, даже в спальне. «Конечно, – говорим мы себе, – это же домашний сервис». Мы не чувствуем себя наивными. Они нас не знают, они нам не доверяют. Но когда Гарри пытается убедить нас: «Товарищи, мы сражаемся на одной стороне», я соглашаюсь с ним, но не знаю, действительно ли он это имеет в виду или я просто объект его сбора информации.

Через две недели нас сажают на самолёт в Багдад с повышенными мерами безопасности. У нас в голове есть код для последующего возобновления контакта в случае необходимости.

Мы словно находимся в состоянии эйфории, когда птица поднимается над аэропортом в Шёнефельде. После нескольких часов полёта сквозь облака мы уже забыли код.

Глава третья

Несколькими неделями ранее Петер Юрген Бук проклял RAF. Он не хотел подчиняться их дисциплине и планировал свой собственный уход. Восемь других, однако, пользовались доверием активистов RAF. Их объединяла идея найти место в молодых африканских странах, освободившихся от колониализма, которое позволило бы им обрести значимое будущее. Никто не хотел унизительного пути предательства. Контакты с Отело де Карвальо открывали перспективу начать все сначала в Мозамбике или Гвинее-Бисау. Но потом паспорта, с которыми восемь человек должны были отправиться в путешествие, потерялись в запутанных каналах международных отношений, и контакты прервались. Куда девать «отщепенцев» – вот в чем был главный вопрос. Его нужно было решить до того, как наступление, которое началось с неудачного убийства Хейга и должно было продолжиться атаками на стратегические военные объекты в ФРГ, вступит в горячую фазу подготовки и осуществления. Этим наступлением RAF хотела, прежде всего, вернуть утраченные политические позиции в низовых движениях и получить гегемонию над политическим направлением уличной борьбы. Готовилась концепция антиимпериалистического фронта.

ГДР всегда воспринималась нами только как часть социалистического лагеря. Никогда как самостоятельная страна, тем более родственная нам. Теперь же она вдруг очень конкретно попала в поле нашего зрения. Не может ли она помочь нам благополучно приспособиться к «ошибкам»? Моя встреча с госбезопасностью ГДР в 1978 году теперь приобрела своё значение и возможную полезность.

Я уже являюсь тайной «ошибкой» и открытой проблемой. При любой возможности я могу отделиться. Я молчу в дискуссиях и даже повседневные вещи выражаю лишь молчаливо. Время от времени, и все более резко, со мной советуются по этому поводу.

– А теперь скажи мне, что с тобой не так, почему ты не вносишь свой вклад в коллектив? Чего ты хочешь, хочешь ли ты вообще чего-нибудь?

Эти разговоры вызывают у меня внутреннюю агрессию, оказывают на меня давление. Они происходят почти наугад. По большому счёту, я хочу, чтобы они оставили меня в покое, пока я не найду к ним свой собственный путь или не пойму, что мне больше ничего не нужно. Их манера разговаривать со мной не даёт мне покоя. После каждого маленького совместного поступка они разбирают моё поведение на части и критикуют меня так, как я не стала бы критиковать даже новичка. Это вызывает у меня смех и чувство несвободы. Я пытаюсь думать о том, что они могли бы думать сейчас, и постепенно отчуждаюсь.

Мы не доверяем друг другу в двусмысленной форме. Но сейчас ситуация такова, что я, как никто другой, должна представлять RAF в ГДР. Только я в состоянии сделать это, потому что могу опираться на свою предыдущую историю с МФС. В прошлом я не любила путешествовать в одиночку. Делиться опытом в