Леонид Токарский - Мой ледокол, или наука выживать Страница 28

Я стоял перед ним, маленький еврей из интеллигентной еврейской семьи, абсолютно бесправный, но полный лютой ненависти и злобы к человеку, сидящему напротив. И ко всему тому, что он олицетворял.

Без предисловия, я понёс на него гневным флотским матом, который не дано воспроизвести. Я орал на него во всю глотку, что он сволочь, мразь, антисемит и еще много всякого.

Сначала он растерялся, сообразив, что я слышал всё, что они говорили. Быстро взял себя в руки и заорал в ответ, что вызывает патруль и что он лично даст мне три года дисциплинарного батальона. Совершенно неожиданно для себя я спокойно ответил: «Я знаю, что ты можешь это сделать. И я верю, что ты это сделаешь. Я осознаю также, что долго я там не выдержу. Но ты же антисемит и знаешь, что мы — евреи, владеем миром. Запомни, я найду способ передать своим евреям, что ты сделал со мной. Они будут преследовать и мстить тебе за меня. Если я отсюда не выберусь, ты уже никогда не станешь адмиралом и никогда не выберешься из этой грёбаной Гремихи-Йоканьги».

Круто развернувшись, я вышел из кабинета.

Когда вернулся в часть, сразу почувствовалось; что что-то произошло. Меня обходили стороной, от прямых вопросов шарахались.

В воздухе пахло грозой. Я прошёл к себе в кубрик.

Собрал вещи и сел на кровать. Было ясно, что сейчас подъедет «газик» из гарнизонной гауптвахты, и меня возьмут. Внутри было хорошо. Спокойно и пусто. Я чувствовал внутреннее облегчение. Сделал я всё, что мог. А мог немного. Долго ждать не пришлось. Раздался голос вахтенного: «Старшина первой статьи Токарский! На выход с вещами!» Внизу ждал газик со старшим лейтенантом и двумя вооруженными матросами.

Прощаться было не с кем. Все куда-то исчезли. Лейтенант сел рядом с водителем, меня посадили сзади между двумя матросами. Всё происходило безмолвно. Никто ничего не спрашивал и никто ничего не отвечал.

Мы поехали вдоль залива и причалов. Была чудесная погода, которая так редка в тундре. Грело солнце. Снег лежал высоко на сопках. Я дышал полной грудью. Мне было легко и хорошо. Я прощался с этой жизнью. Тяжело объяснить чувство, когда от тебя уже ничего не зависит. Ты знаешь, что через пару часов будешь сидеть в вонючей, холодной камере. А о том, что будет после, — думать не хотелось вообще. Понятно было — это последний путь. Документов не выдали, поэтому понимал, что меня везут в тюрьму. Только преследовала одна мысль: «Зачем Б-Богунадо было меня так мучить? Протаскивать через атомные лодки, реакторы, через уголовников... И, в конце, оставить в живых, чтобы вот так закончить?!» Тем не менее, мне было хорошо и легко. По крайней мере оттого, что всё теперь ясно и понятно.

Мы подъехали к последнему причалу. Дальше дорога разветвлялась: направо — на гауптвахту, налево — на причал с пароходом, увозящим «демобилизованных».

Джип повернул налево. Лейтенант приказал мне выйти из машины и вытащил какие-то документы из сумки: «Возьмите ваши документы и поднимайтесь на корабль».

… Я стоял на палубе судна. Вокруг меня толпилось много матросов. Все кричали и радовались. Я стоял, держась за поручни, и смотрел на эту проклятую Гремиху, плохо понимая, что произошло. Вдруг у меня полились слёзы. И не знал, что умею плакать. Я плакал. Это был первый раз в жизни, когда я плакал, будучи взрослым. Плакал, а потом смеялся. Жив. Выжил.

Впоследствии я часто задумывался, почему ненавидящий меня и тот народ, который я представлял, могущий одним пальцем стереть меня с лица земли, — освободил меня?

На самом деле — всё просто. Он действительно был патологическим антисемитом. Он действительно верил, что мы — евреи — владеем миром. Что мы действительно обладаем невидимой мистической силой, которая действует даже на расстоянии.

Спасибо «сионским мудрецам» за это...

Глава 13

Чудеса

В этой главе хотел бы поговорить о чудесах. Во время службы я повидал и пережил многое. Иногда со мной происходили вещи, которые до сегодняшнего дня не могу объяснить. Им нет рационального объяснения. Может быть, это была счастливая случайность, а может, и Божья милость.

Судите сами.

... Мы уже начали осваивать ремонт дизельных подводных лодок. В первые месяцы службы мне поручили проверить и отрегулировать клапан продувания цистерны. Во всех подводных лодках есть два корпуса — лёгкий и прочный. Прочный корпус — герметизированная сигара, выдерживающая давление под водой. Над ним укреплена тонкая оболочка с отверстиями, которая формирует верхнюю наружную палубу. Когда лодка находится на поверхности моря и подводники выстраиваются на наружной палубе, они стоят на лёгком корпусе.

Под этот лёгкий корпус мне и надо было забраться, чтобы дотянуться до клапана. Секция лёгкого корпуса в этом районе (примерно в 5 метров длиной) не была закреплена и лежала свободно. Я залез в щель между легким и прочным корпусом. Чувствую, что не могу там находиться. Вылез. Залез опять — не могу. Вылез, пошёл к старшине и объяснил, что не могу там работать. Он понёс на меня матом. Вернулся, опять залез. Вылез и сказал себе, что пусть хоть сажают на гауптвахту, туда не полезу. Сел в стороне и смотрю на эту секцию. В это время один из подводников пробежал по лодке и наступил на эту секцию. Она накренилась и быстро скатилась в воду, унося под собой всё, что под ней было. Если бы я остался там, то не написал бы эту книгу.

...Мы работали уже двое суток без перерыва. Нас было трое. Нугис, мой товарищ, эстонец, ещё один механик, имени которого не помню, и я. Наша задача — отремонтировать и испытать захлопку осушения цистерны. При погружении подводной лодки она набирает в себя, в свои цистерны, воду. Когда лодка всплывает, цистерна продувается сжатым воздухом, чтобы избавиться от набранной воды. Проход воды контролирует эта захлопка (клапан). Подводная лодка стояла на стапеле в сухом доке. Мы залезли в лодку снизу и работали в узком помещении, куда открывалась захлопка. Уже заканчивали работу. Осталось только испытать воздушным давлением в 300 килограммов. Это огромное давление. У Нугиса закончились сигареты. В то время я еще не курил. Нугис хотел пойти и принести сигареты. Мы были очень уставшие. Мне стало его жалко. Я вызвался принести сигареты и вылез из лодки вниз на бетонный пол дока. В это время молодой лейтенант-подводник, отвечавший за испытания, решил ускорить процесс. Вместо постепенного уменьшения давления, он просто приоткрыл захлопку. Её вырвало — и огромное давление размазало ребят по стенам. Я был уже внизу, на бетонном полу дока. Меня тряхнуло, но не очень. Так доброе дело, которое я хотел сделать для друга, спасло мне жизнь.