Знакомьтесь, Черчилль - Синклер Маккей Страница 27

«Я только что выступал в палате общин, — объявил лидер лейбористов и бывший премьер-министр Джеймс Рамсей Макдональд на собрании в Кингсуэй-холле в Лондоне вечером 3 мая 1926 года, накануне стачки. — После меня на трибуну вышел господин Уинстон Черчилль, одна из самых зловещих фигур в современной общественной жизни нашей страны. Это человек блестящего ума, но с удивительно своенравным и вызывающим тревогу воображением. Последнее делает его своего рода Измаилом, у которого нет на этой земле постоянного пристанища и который в опасных приключениях и невзгодах постоянно ищет новые области, где он мог бы упражнять свой беспокойный и разрушительный дух. Он талантливый литератор — все такие люди умеют писать, — но как политик или государственный деятель он еще ни разу ни к чему не прикоснулся без катастрофических последствий».

Ранее в тот же день Черчилль столкнулся с враждебным общественным мнением буквально нос к носу (в те времена политиков на улице еще не окружали плотные ряды сотрудников служб безопасности). «Господин Уинстон Черчилль вышел с Даунинг-стрит, 11 около полудня и направился в Уайтхолл, — написала о том происшествии Daily Herald. — Когда он дошел до конца улицы, толпа, сдерживаемая до того на противоположной стороне Уайтхолла, двинулась на него. Господин Черчилль оказался в ловушке, пришлось вызвать еще несколько полицейских с Даунинг-стрит, чтобы расчистить ему путь. В конце концов канцлеру казначейства пришлось укрыться в здании Министерства внутренних дел».

Когда началась забастовка, вызвали военных. Теперь вместо докеров, разгружающих суда, в портах стояли солдаты. Для выполнения других задач, включая транспортировку и доставку грузов в магазины, в армию призвали новобранцев из числа «белых воротничков» среднего класса. Другие поддерживали работу электростанций и газовых заводов. Даже в Гайд-парке появились зловещие картинки военных лагерей с заграждениями из колючей проволоки.

Есть мнение, что Черчиллю поручили редактировать издание, чтобы уберечь его от искушения влезть в более серьезные проблемы. Но и тут — хоть ни один материал в British Gazette не вышел под его подписью — воинственная риторика выдавала автора с головой.

Седьмого мая 1926 года штатный журналист с юго-запада Англии, который вел регулярную колонку «Письмо из Лондона» для Plymouth Gazette, наблюдал за Черчиллем, что называется, в деле. Этот неназванный (и явно восхищенный объектом интереса) колумнист писал следующее:

«Сегодня все министры ведут крайне напряженную жизнь, у каждого есть те или иные обязанности на случай чрезвычайной ситуации. Мистер Черчилль возложил на себя невероятно обременительную задачу: он совмещает работу канцлера казначейства в Уайтхолле с работой редактора British Gazette на Стрэнде. Остается не так много времени для отдыха, но мистер Черчилль старый боец и умеет вздремнуть — как говорит Томми, “отдать сну должное”, — даже в самые неподходящие моменты. Вчера вечером, зайдя в редакцию Gazette в поздний час, я обнаружил канцлера казначейства его величества спавшим, свернувшись калачиком на нескольких рулонах бумаги. Уинстон дремал между корректурой и отправкой статьи в печать. На протяжении всего нынешнего кризиса Черчилль был одним из самых активных и доминирующих деятелей Кабинета министров, и, хоть он и выглядит утомленным и измученным, его энергия никогда не иссякает».

В конце концов старшие члены Конгресса профсоюзов (TUC — Trades Union Congress) встретились с представителями правительства. К 12 мая стачка закончилась. Была надежда, что гарантии распространятся на шахтеров, но правительство не обещало, что всем забастовщикам вернут работу. (Самая экстравагантная мечта многих членов левого крыла TUC — что угольные шахты Британии могут быть вырваны из частных рук и национализированы — реализуется в 1946 году.)

В большой карикатуре в номере левой газеты Daily Herald, вышедшей через несколько дней после окончания стачки, Черчилля изобразили толстым рыдающим мальчишкой в шортах и каске, стоящим над игрушечным танком с топором в руках. Над ним нависала суровая гигантская фигура, державшая в одной руке «счет за ущерб» с такими пунктами, как British Gazette, «Танки», «Оружие» и «Специальные предложения», а в другой — розгу. «Отец! Я не могу тебе лгать! — восклицал “мальчик” Черчилль. — Это все сделал я!»

Черчилля неразрывно связали с военизированным аспектом реакции правительства на стачку. Этот образ остался с ним навсегда.

Спустя несколько лет Кингсли Мартин, выдающийся ученый-интеллектуал из левых, пригласил Черчилля на семинар в Лондонскую школу экономики. Позже Мартин вспоминал в своей книге «Фигуры отца»:

«Всеобщая стачка 1926 года была настоящей катастрофой. Не только для лейбористов, но и для Англии в целом. Черчилль и другие “ястребы” в Кабинете министров ждали ее с нетерпением, зная, что благодаря субсидиям для горнодобывающей промышленности они создали общенациональную структуру в [девять] месяцев отсрочки. Черчилль сам сказал мне об этом при нашей первой личной встрече.

Я спросил Уинстона, что он думает о Комиссии Сэмюэля по углю (она занималась вопросами зарплат шахтеров. — С. М.). Уинстон ответил, что эту субсидию предоставили, чтобы правительство могло разгромить профсоюзы, если рабочие за это время не сдадутся, и эти слова подтвердили мое представление об Уинстоне[57]».

При этом Мартин признавал, что Черчилль, приехав в Лондонскую школу экономики, был «восхитительным и остроумным гостем», «всегда готовым свободно пообщаться с молодыми учеными».

«Я тогда считал его самым опасным из всех политиков. Он сочетал в себе гениальность с самыми глупыми и устаревшими взглядами, которые без всякой надежды на отсрочку обрекали нас на войну между классами и нациями. В 1919 году он пытался начать конфликт с Россией, в 1926-м вел успешную войну против собственных рабочих. Экономические катастрофы 1930-х были инспирированы его возвращением к “золотому стандарту” в 1925 году. Он наверняка был сторонником Муссолини и Франко и развязал бы позорную войну в Индии».

По крайней мере, с последней частью Черчилль явно не согласился бы. В своей книге «Надвигающаяся буря»[58] он писал, что, хотя появление Муссолини привнесло новую тему лидерства и управления, он поднял себя до уровня диктатора, а фашизм положил начало нацизму. Что же касается Франко — эти сведения гораздо менее достоверны, — то Черчилль писал по поводу гражданской войны в Испании, что в этой ссоре он сам сохранял нейтралитет.

«Тем более примечательно, — добавляет Мартин, — что в конце 1930-х мне суждено было стать поклонником [Черчилля] и написать ему панегирик как незаменимому лидеру нации в 1940-х».

Человек из Анти, часть I. Джон Рейт, 1926 год

[59]

С крахом «золотого стандарта» и завышенным курсом фунта острая и болезненная рецессия сказывалась на британской экономике крайне негативно. Ее волновые эффекты на производственную и топливную отрасли — спады, увольнения и страшное бедствие безработицы — привели к всплеску поддержки рабочими профсоюзного движения. Уинстон Черчилль, который в два предыдущих десятилетия не раз заявлял о своих симпатиях к трудящимся, оказавшимся в кризисе не по своей