Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин Страница 27

У него было несколько жен. Одну из них, Ирину, отвезшую в 1953-м на Лубянку прошение об отмене для мужа ссылки, Жженов решительно оставил после десяти лет брака, влюбившись в актрису Театра имени Ленсовета, в котором тогда служил. С новой супругой прожил в согласии до своей смерти, а за жестокость в отношении предыдущей спутницы каким-то образом, вероятно, ответил перед самим собой. Его судьба – словно энциклопедия всех возможных испытаний, так или иначе уготованных человеку.

Он резонно полагал: арест, тюрьмы («знаю больше тюрем, чем гостиниц»), ГУЛАГ и ссылка уберегли от практически неминуемой гибели в огне сражений: «Лагерь спас меня от смерти на войне. Я бы не стал трястись там над своей шкурой». То, что ему не довелось испытать в реальности, «доигрывал» на театральных подмостках и в кадре. Волевая, без малейших признаков неуверенности и невротизма внешность побуждала режиссеров предлагать ему образы советских офицеров или даже партийных лидеров. Жженов почти ни от каких ролей не отказывался, а свою всеядность объяснял впоследствии в романтическом ключе: «Я играл чекистов и партийцев не такими, какие они есть, а какими должны быть». Таковы, к примеру, генерал Тимерин из трилогии «Путь в «Сатурн» – «Конец «Сатурна» – «Бой после победы», генерал-лейтенант Бессонов из «Горячего снега», удостоенного Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых. Стала хрестоматийной сцена, где Бессонов с непроницаемым лицом и в то же время с сердечной интонацией в голосе вручает после битвы, посреди распаханного взрывами поля, награды участникам Котельниковской оборонительной операции: «Все, что могу… Все, что могу…»

Генерал-майор милиции Шарапов из «Лекарства против страха» соседствует в его творческой биографии с командиром авиалайнера Андреем Васильевичем Тимченко из побившего все прокатные рекорды «Экипажа», руководитель атомного проекта Зубавин («Выбор цели») – с полковником госбезопасности Дубровиным («Меченый атом»), а инженер-космонавт Роман Бобров из фантастической ленты «Планета бурь» – с сельским священником отцом Леонидом из «Журавушки».

Георгию Жженову образцово удавались люди долга, бескорыстного служения, будь то в погонах, рясе или скафандре. Однако наивысшее народное признание получили его безымянный автоинспектор из «Берегись автомобиля» и перешедший на нашу сторону иностранный разведчик Тульев из тетралогии про резидента. В комедии Эльдара Рязанова артист демонстрирует в небольшом, однако ключевом эпизоде сплав иронии с лирикой, в эпопее Вениамина Дормана сочетает вкус к острому сюжету с психологической глубиной.

Его коллега по многим работам в кино и в Театре Моссовета Сергей Юрский тонко подметил: «Он влезал внутрь человека и искал его правду. Не общую правду спектакля или политического посыла, а личную правду этого героя, дескать, «у меня есть вот какие доказательства того, что можно и нужно поступать так, как я, даже если это ужасные поступки».

Это была его, Жженова, актерская особенность, делавшая его роли объемными. Потому настолько глубок, точен, всесторонне интересен вернувшийся на Родину сначала «телом», а потом и душой шпион Тульев. Настоящим триумфом для Георгия Степановича стала роль сложно устроенного американского губернатора Вилли Старка в экранизации романа Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать», где актер заменил безвременно ушедшего от нас Павла Луспекаева.

Как и всегда в жизни, если где-то повезло, то в другом месте, скорее всего, убыло, и наоборот… Любители кино с фантазией могут вообразить, какими могли стать «Три тополя на Плющихе», если бы Татьяна Лиознова остановилась-таки на первоначальной кандидатуре Жженова в роли, которую исполнил Ефремов. Олег Николаевич, конечно, блистательно изображал представителей простого народа, когда это требовалось, однако природная органичность Георгия Степановича в данном случае никакого наигрыша не требовала вовсе. Наверное, рафинированной звезде БДТ, игравшей селянку, Татьяне Дорониной больше годился в пару такой мастер перевоплощения, как Ефремов. Дама-постановщик прислала отставленному артисту письмо с извинениями. А вот режиссеры прогремевшего на всю страну «Последнего дюйма», куда Жженова прочили, но в результате не взяли, вообще никак о замене его не оповестили, и актер узнал о ней, явившись на площадку в полной творческой готовности.

1920-е, времена своего ленинградского прошлого, он вспоминал с такими подробностями, которые позволяют воспринимать, прочувствовать историю страны совсем по-новому: «Здесь, на Васильевском, прошли мое детство, моя юность… В памяти остались даже запахи. Запахи огромного приморского города! Запахи набережных, кораблей, бульваров, осенних парков, рынков и весеннего талого снега. И совсем новый для меня, мальчишки, запах таинственного города… Ну и, конечно же, сказочный запах чердаков, куда осторожные люди на случай внезапного обыска сносили после революции все, что могло как-то компрометировать их перед новой властью. Чего мы только не обнаруживали там! Винтовки, шашки, гранаты, револьверы, ящики с патронами, пулеметные ленты, разрывные пули, штыки, гильзы… Подобно археологам, мы откапывали из-под балок чердачных перекрытий всевозможные царские ордена, медали, жетоны, связки фотографий и документов, орденские ленты, «керенки», цилиндры, корсеты, канотье и кивера, генеральские и офицерские мундиры, эполеты, погоны, аксельбанты и прочее, и прочее. Весь этот «реквизит» появлялся потом в наших квартирах, наводя ужас на наших родителей, стреляя, «пшикая» и взрываясь в кухонных плитах, а частенько и вовсе разнося их вдребезги… Опасные игры закончились лишь тогда, когда петроградские чердаки и подвалы были очищены от «наследия прошлого» окончательно».

Новые опасности для него начались, едва юный Георгий поддался «гипнозу ламп над 13-метровым цирковым кругом» и завис под куполом без страховки. Кинематограф увлек дальней командировкой в Комсомольск и стал, по существу, косвенной причиной многих лет неволи. Актерский навык спас от смертельно опасного лесоповала, обеспечив трудоустройство сначала в Магаданском, а потом в Норильском театре. Одна актриса помогла пережить ссылку и вернуться в Ленинград, другая обеспечила домашний уют на многие, творчески насыщенные десятилетия. В его судьбе примечателен баланс между зависимостью от людей и полной автономностью внутреннего существования: сильный мужчина, который личными качествами никогда не бахвалился, не спекулировал, а когда требовалось – отступал в тень, терпеливо пережидая трагические жизненные коллизии.

Умер он на 91-м году, оставив по себе долговечную всенародную память. Этот простой по социальному происхождению человек, судьбе которого едва ли позавидуешь, весьма уверенно прошел земной путь, обрел опыт и душевные качества высочайшей пробы.

Дон Кихот ему под стать

Владимир Зельдин

Владимир Михайлович Зельдин (1915–2016)

В перестроечные времена у нас разрекламировали, последовательно внедряя в умы лукавую формулу в виде вопроса «Легко ли быть молодым?» – по