Кампанелла - Евгений Викторович Старшов Страница 25

похитил сердце Медеи, то есть добрую волю и привязанность к себе северных женщин. Ибо женщины тех (северных. – Е. С.) стран легко влюбляются в южных мужчин по причине своего природного жара, и весьма те женщины их любят: действительно, столь сильно нидерландцы не ненавидят испанцев, как их любят их жены. Затем Ясон, при помощи чар Медеи, убил дракона, то есть охрану королевства – таковы воинственные и доблестные мужчины этой нации, а также проповедники. И затем при помощи волшебных мазей усмирил диких зверей – медноногих и огнедышащих быков: то есть своим дружелюбием и дарами он привлек к себе знать и первых людей королевства. Наконец, он при их помощи посеял там зубы дракона, то есть при помощи знати он рассеял семена раздора и разногласий касательно религии, искусств и почестей. Наконец, на том месте произросли солдаты, то есть факции (такие как гвельфы и гибеллины, сторонники папы и императора, лютеране и католики), убивавшие друг друга; а оставшиеся избрали своей главой и командиром Ясона, и, хоть и остались в малом числе, оказали ему помощь в овладении золотым руном, то есть той империей, о которой мы и говорим. Предложив эту ученую басню с объяснением, я показываю королю Испании, как ему следует поступить»[115] (из главы ХХVII «О Фландрии и Нижней Германии»). Но вернемся к первому процессу.

С течением времени условия содержания Кампанеллы несколько улучшились, ему даже дали возможность писать: разумеется, не по благости душевной, но очевидно, для получения нового материала для исследований. 28 августа расследование было завершено, 4 сентября был объявлен приговор: фра Томмазо освобождался с предписанием в недельный срок отбыть в Калабрию под монастырский надзор и с обязательством отныне исповедовать философию Аквината, а не Телезио, как это сформулировано в опубликованном Л. Фирпо протоколе: «Под страхом самой тяжелой кары отныне придерживаться во время дебатов, проповедей и обучения учений святого Фомы и осуждать таковые Телезио»[116]. Однако Кампанелла рискнул поступить иначе: вместо родных мест он направился прямиком в Рим. Подробности неизвестны, но по последствиям его поездки резонно предположить, что его могущественные неаполитанские друзья и доброжелатели снабдили его достаточными гарантиями того, что он был вправе нарушить предписание. Также не лишено оснований наше предположение о том, что и доминиканский провинциал вполне мог «защитить» молодого монаха своим благословением, ведь «просто так», волюнтаристски и безнаказанно, нарушить волю Церкви Кампанелла не мог – ранее уже было показано, что его провозглашаемые советскими авторами самовольными отлучки (в Козенцу к умирающему Телезио, в Неаполь для публикации трактата) на самом деле вовсе таковыми не являлись; вряд ли следует делать исключение и в данном случае. Выдвинутое нами предположение покровительства доминиканского провинциала Кампанелле вкупе с прежними заступничеством и хлопотами Полистены «в пику» папскому нунцию отчасти доказывается реальным вооруженным столкновением братьев-доминиканцев с папскими инквизиторами в Неаполе чуть позже, в 1595 году, известным как «доминиканский бунт» (во времена юности Кампанеллы доминиканцев в девяти «великих» неаполитанских монастырях начитывалось 682 человека): тогда мятежные монахи, изгнанные нунцием из одного из монастырей, при поддержке собратьев взяли свою прежнюю обитель штурмом и держались в ней три месяца, с 1 апреля до 22 июня. Интересно процитировать фрагмент послания в Рим в 1604 году папского нунция в Неаполе кардинала Джакопо Альдобрандини: «Знайте, что нет во всем королевстве религиозной конгрегации более разнузданной, нежели доминиканцы, творящие здесь чудовищные вещи любого рода»[117]. Ж. Делюмо также полагает, что более либерально и доброжелательный настроенный по отношению к Кампанелле Полистена (по сравнению со своим предшественником Понцио-старшим) не только порекомендовал фра Томмазо тосканскому герцогу, но и своей властью калабрийского провинциала фактически кассировал предписание инквизиции об отправке Кампанеллы на родину.

Нет смысла расписывать впечатления, которые произвел на молодого монаха Рим, хранивший в то время гораздо больше античных памятников или их величественных руин, чем их дошло до нашего времени. Безусловно, для него этот город был не только и не столько центром средоточия сильнейшей власти на Земле – римского папы, наместника Христа, сколько живым свидетельством той древней славы римлян, о которой он столько читал в трудах Ливия и Светония, Полибия и Плутарха… Он, надо полагать, сразу и навсегда полюбил этот город, несмотря на то, чтό позднее ему придется в нем пережить и испытать. В узилище, корпя над трактатом об Испанской монархии, он тепло и любовно напишет: «Roma, Рим, если переставить буквы сзади-наперед, есть Amor, Любовь» (из главы III «О первой причине империй, а именно – Боге»)[118].

В Риме, остановившись у родственника дель Туфо – Лелио Орсини (с которым познакомился еще в Неаполе), Кампанелла пробыл две недели. Ему, возможно, удалось познакомиться с философом-телезианцем аббатом Антонио Персио – учителем Орсини (впрочем, не исключено, что знакомство могло состояться позже, когда он вышел из застенков римского замка святого Ангела в 1595 году), а также заручиться покровительством кардинала Франческо Марии дель Монте – покровителя Орсини, через которого, надо полагать, он и «вышел» на кардинала. Роль последнего оценивается различными исследователями прямо противоположно: Д. Эрнст считает, что он также порекомендовал молодого ученого тосканскому герцогу, того же взгляда придерживается Ж. Делюмо, подчеркивая, что дель Монте был представителем тосканского рода, проводившим в Риме политику флорентийского двора, – видимо, именно это и являлось одной из целей поездки фра Томмазо в Рим (другой, как увидим ниже из письма агента тосканского герцога своему господину, явилось требование правосудия и кары доносчику, которого Кампанелла, выходит, знал; Шеллер-Михайлов называет его имя – Франческо Мерлино); также он, видимо, запасся и рекомендациями своих новых знакомых, Персио и Орсини. А. Горфункель, напротив, утверждает, что этот же кардинал вместе с генералом доминиканского ордена Ипполито Беккарией настоятельно отсоветовали Фердинанду I принимать какие-либо услуги подозрительного телезианца. Первое кажется более достоверным, хотя на деле осуществилось как раз второе: приняв Кампанеллу во Флоренции, куда тот прибыл 5 октября, герцог, поразмыслив, отказал ему в научном трудоустройстве, несмотря на многочисленные рекомендации, а также на то, как фра Томмазо блестяще проявил себя за те десять дней, что он провел во Флоренции. Ж. Делюмо придерживается центристской позиции: отмечая, что кардинал любезно принял Кампанеллу, позволил пользоваться своей прекрасной библиотекой и оказал определенную финансовую помощь, он, тем не менее, не предоставил ему никакой университетской кафедры и посоветовал выйти из ордена и войти в число «белого духовенства». Но этот совет Кампанелла, однако же, отринул, до самой смерти оставаясь доминиканцем.

Интересно, однако, добавить следующее: еще 4 сентября, в день, когда в Неаполе только-только был объявлен приговор фра Томмазо отправиться под надзор в Калабрию, вместо чего он отправился сначала в Рим, а оттуда – во Флоренцию, агент тосканского герцога в Неаполе уже писал своему господину: «Томмазо Кампанелла… весьма настроен предложить себя к Вашим услугам. [Его процесс] не имеет иной