Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов Страница 24

В данном случае предпринята попытка проанализировать влияние масштабной акции позитивного характера, осуществляемой самодержавием не на прогрессивную интеллигенцию, т. е. в некотором смысле, оппозицию, и не на пассивные верноподданнические круги, а на относительно самостоятельных консервативных «державников», если оперировать современными понятиями.

С этой точки зрения важен выбор места издания – Область войска Донского (ОВД). Эта некогда пограничная территория традиционно играла важную роль в противостоянии с Турцией и Персией. Очередная локальная война с традиционным противником развивалась, однако, в новых условиях, что и отобразилось в публикациях на страницах газеты «Донские областные ведомости».

Важно и то, что «титульной» группой населения Области войска Донского являлось донское казачество, военно-служивое сословие, подчиненное непосредственно короне (атаманом был наследник трона) и военному министерству. По переписи населения 1873 г., на территории Области войска Донского проживало 1 336 795 человек[187]. При этом для понимания целевой аудитории газеты и поднимаемых ею проблем важна структура населения и как минимум уровень его грамотности. Одна из особенностей ОВД – это традиционно слабая урбанизация войсковых земель. Напомним, что столицей долгое время была станица Старочеркасская, а новая столица, уже город Новочеркасск, был основан в 1805 г.[188]Ростовский уезд Екатеринославской губернии был присоединен к Области войска Донского позже.

Другая естественная для войсковой административно-территориальной единицы особенность – доминирование в структуре населения войсковых казаков, чья численность по Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. составляла 1 026 263 человека[189]. При этом накануне войны 1877 г. разрыв между численностью мужчин и женщин был относительно небольшим – 5 725 человек в пользу первых[190]. А вот с позиции общего уровня грамотности отличия представляются более серьезными: он составлял 13,6 % у мужчин и 2,6 % у женщин[191].

Ослабление военно-стратегической роли региона и, соответственно, роли войсковых казаков в структуре вооруженных сил империи привело к формированию особого самосознания, отличного от «общерусского», формируемого в центральных регионах европейской части страны: «Наши казаки живут при иных условиях, нежели все другие русские сословия. Эти особые условия для них создала военная жизнь, которая преследует их, без различия сословий, почти с колыбели»[192].

Иными словами, накануне события, оказавшего существенное влияние на общественное самосознание периферии Российской империи, мы видим территорию с преобладанием неурбанизированного населения, занятого военно-служивым ремеслом, которое не связано с высоким уровнем образования и предполагает лояльность политическому режиму. В силу постоянного отсутствия мужчин на службе слабо образованные женщины в значительной мере формировали общественное мнение станиц Донской области. При этом речь идет о компактно проживающем населении, четко осознающем свои особенности, общность и миссию.

Важен и характер рассматриваемого нами источника – газеты «Донские областные ведомости»[193], официоза атаманской канцелярии, имевшего жесткую структуру рубрик и ранее не предусматривавшего обширных публицистических статей. Появление последних ярким образом указывает на сдвиги в развитии общественного мнения и практик публичной коммуникации. Ранее наиболее постоянной являлась рубрика «Приблудный скот». Для анализа выбрана подборка за 1877 г., хранящаяся в фондах Донской государственной публичной библиотеки. Хронологическое ограничение позволяет отсечь чисто военную тематику[194] и выявить определенную эволюцию в освещении кризиса на Балканах и формировании цельной концепции меняющейся роли России на международной арене. Уточним: отображение участия донских казаков в войне не является самоцелью данного исследования и воспринимается лишь в контексте поставленной проблемы.

К данному периоду регион утратил былое значение в качестве форпоста на границе с внешними противниками. В этом смысле интересна форма подачи роли Дона как традиционного форпоста: «Москва – сердце России, но еще не вся Россия. <…> И неужели же тихий Дон – эта вековая гроза востока, этот передовой оплот русской силы, – неужели же отстанет он в своем самопожертвовании на святое дело родины? Праздный вопрос!.. Мы понесем все, что имеем заветного и дорогого, и положим у ног нашей матери – родины»[195]. Поразительно, но в одном абзаце соединились: антимосковская традиция Дона, имеющая место и сейчас; лояльность к родине, а не монарху и державе; прозрачный намек на собственную «вековую» традицию защиты внешних рубежей в качестве самостоятельного сегмента русской силы. И далее вновь отсылка к региону, а не центру: «Поддержим же честь Донского знамени, поддержим его историческую боевую славу на берегах знакомого нам Дуная!»[196]

Знание сопредельной Европейской Турции и Османской империи в целом определяет своеобразное отношение к вековому противнику. Авторские заметки не носят оскорбительного антитурецкого или антиисламского характера. На страницах газеты встречается объективная информация о стране: традиция пожертвований в исламе с явным намеком на необходимость заимствовать ее, «пилигримство» в Мекку, описание жизни султана и т. д.[197] Говоря о варварстве и безнравственности Турции, автор пространной статьи пытается проанализировать причины внутреннего кризиса противника. На первое место он ставит ее цивилизационную отсталость, ибо турки не слушают голос «мудрой матери» науки, что и делает их дикарями и варварами.

Большинство публикаций носит анонимный характер, даже авторские заметки и очерки подписывались инициалами или сокращенной формой фамилии. Скорее всего, большинство политических статей вышло из-под пера редактора, чиновника статистического управления атаманской канцелярии, известного исследователя Дона С. Намикосова. Признание роли науки содержится в различных подписанных им статьях, что может рассматриваться как определенная попытка причислить Россию именно к европейским, просвещенным и демократическим державам. О том, что речь идет именно о характере политического режима, а не об уровне грамотности, свидетельствует следующая цитата из оправдания султаном своей незначительной роли в улучшении ситуации в стране: «“Что я могу сделать?” – вопрошал неоднократно Султан Мустафа III. Все наши паши изнежены и испорчены <…> никто не хочет помочь мне»[198]. Но причины кризиса лежат именно в цивилизационной сфере, а не в персоналиях: «Эта неизлечимая нравственная рана Турции родилась вместе с нею и вот уже много столетий зияет, заражая своим зловонием атмосферу.»[199] Не менее безнравственной видится автору статьи и позиция «роскошно-цивилизованной Европы» в отношении «до мозга костей безнравственной Турции»[200].

Как видим, перед нами достаточно четко выраженная позиция: Турция – нравственно больной член мирового сообщества. Болезнь эта основана на отходе от научно признанной европейской цивилизации. Сама Европа погрязла в роскоши и проявляет «двойные стандарты» в отношении Турции, «ибо нравственно больной посыпается безнравственными рецептами»[201].

В чем состоит лучший рецепт, неясно, а ведь именно это интересно для понимания настроений пореформенного общества России: насколько оно было готово пойти по пути европеизации и самой империи,