Александр Тиняков. Человек и персонаж - Роман Валерьевич Сенчин Страница 23

Меньше чем через год Александр Иванович этим приглашением воспользуется.

А пока он возвращается в Казань.

* * *

С 5 сентября публикации за подписью «Герасим Чудаков» в «Известиях…» возобновляются и следуют с прежней, почти ежедневной плотностью, но после 23-го числа Николай Богомолов их больше не встретил. По всей видимости, тогда Тиняков получил вызов от Рукавишникова и отправился в коммуну Дворца искусств.

Но сейчас остановлюсь на статье Тинякова в «Жизни искусства» и на самом этом издании. А издание Петроградского Театрального Отделения Наркомпроса удивительное. В 1918–1921 годах это часто был ежедневный листок, на одной странице которого печатали статьи об искусстве, а на второй – как правило, программы петроградских театров. Вот номер от 18–19 октября 1919-го. Войска Юденича на подступах к Петрограду, идут тяжелые бои, а в «Жизни искусства» большая статья Игоря Глебова об опере Чимарозы «Тайный брак», размышления Александра Блока о трагедии «Отелло» и ее постановке в Большом драматическом театре… На второй странице анонсов спектаклей в этом выпуске нет, зато есть статья Бориса Эйхенбаума о Шиллере, сообщение о подготовке выставки японских гравюр, о том, что в Большом Оперном театре репетируют «Мейстерзингеров», «Фауста» и «Севильского цирюльника».

Но вот 22 ноября режим «внутренней обороны» снят, театры заработали, и газета увеличивается до четырех полос, две из которых отданы под программы Мариинского театра («Валкирия»), Большой Коммунистической Оперы («Фауст»), Маленького театра (пьеса Аркадия Аверченко «Без ключа»), Большого драматического театра («Много шума из ничего»), Малого драматического театра («Ревизор»)… И так – о высоком и вневременном – все долгие четыре голодные и холодные года, которые Виктор Шкловский позже назовет первой блокадой.

Статья Тинякова «Правда красок», подписанная «Герасим Чудаков», опубликована в «Жизни искусства» 25 августа 1920-го и выделяется своей революционной риторикой. Но революционность здесь больше культурная, а не социально-политическая.

Посвящена статья «выставке московского „Дворца искусств“» (этакая реклама деятельности ДВИСа).

В тихих старинных залах московского «Дворца искусств» открыта постоянная выставка произведений современного искусства.

Несмотря на небольшое пока количество собранных картин, выставка оставляет по себе впечатление большой остроты и очень интересна.

Сошлись художники самых различных направлений. Крымов с его «Тихим вечером», Туржанский, Милиоти, В.Комаровский, давший чудесную «Акварель», и Шереметев, особенно ярко проявивший себя в этюде «Яблони цветут», – определенно примыкают к старым школам, связанным с импрессионизмом, и являются выразителями, главным образом, эмоционального стиля искусства. <…>

Отдавая должное тонкому мастерству художников, примыкающих к «старым» школам, мы должны, однако, признать, что наиболее тесная и глубокая связь с современной жизнью чувствуется в картинах новаторов, подобных Григорьеву.

В буйном, – местами бешенном (так! – Р.С.), – размахе их линий, в яркости и видимой резкости их красок, – резкости, за которой таится сложнейшая и многоцветнейшая основа, – чувствуется буйная, резкая и в то же время многоцветная сущность нашей эпохи, чувствуется дыхание Революции. <…>

Надо сознаться, что никогда еще не было в нашей живописи столь порывистых, буйных и в буйстве своем прекрасных цветосочетаний, как в произведениях художников, примыкающих к новейшим направлениям в живописи. И это обстоятельство, по нашему мнению, лучше всего свидетельствует о мощности и внутренней правде Революции: ведь под ее пламенным дыханием рождаются и являются в мир эти краски, ведь это ее праздник они празднуют, ее торжество прославляют!..

Статья, скажем так, не из сильных. В живописи наш герой явно не был специалистом, слов особенно много подобрать не мог – «буйство», да и только. Привел я эти цитаты в основном затем, чтоб читатель сравнил их с отрывком из письма Александра Ивановича, написанного 27 мая 1914 года Борису Садовскому из родных мест:

…О своих делах и положении я сейчас почти не думаю, потому что вечером соседка-помещица рассказала мне, что в ближайшем к нам селе поп хочет завести кинематограф для мужиков. Я уже собираюсь писать архиерею, губернатору и в местную газету Союза Рус. народа. Думаю также натравить на долгогривого шабесгоя моего отца, местного протоиерея и вообще благомыслящих людей околотка…

Да, неустойчивым человеком был Александр Иванович. Или играл, подстраивался. С крепостником Садовским играл в мракобеса, с молодой революцией – в поклонника авангарда…

Итак, в сентябре Тиняков в Москве, поселяется во Дворце искусств. Но он, как обычно, опаздывает. Романтика ДВИСа заканчивается.

В январе 1921-го Рабоче-крестьянская инспекция (Рабкрин) обнаруживает финансовые злоупотребления при проведении культурных мероприятий и постановлением от 9 февраля предписывает Дворец искусств закрыть «ввиду несоответствия деятельности задачам Наркомпроса и неоднократного нарушения сметного порядка». В ответ Иван Рукавишников пишет стихотворение «Краткая история Дворца искусств московского речением богомерзким глаголемого Двис», начинающееся так:

Двис угоден лишь Наркому —

Сектор кажет нам клыки.

Но Наркому то знакомо,

Да и мы не дураки.

«Где устав? где ваша смета?

Что вы? Общество? Отдел?» —

Это выдумка поэта,

Не касайтесь наших дел! —

«Что?! Концерты? Что! доходы!

А декреты? А Рабкрин?!»

– Мы не можем без свободы,

Вас так много – Двис один…

Встречаем мы в этом стихотворении и Александра Ивановича:

Завалясь печатным словом,

Хламом, конской колбасой,

Малишевский с Тиняковым

Блещут эллинской красой.

Нравы во Дворце искусств были вольные, свободные – устав организации так и не был принят, финансовая и прочая документация велась кое-как. Ему покровительствовал Анатолий Луначарский, нарком просвещения, но и он не смог помешать упразднению ДВИСа.

Впрочем, после его закрытия в здании на Поварской продолжали жить писатели, художники, актеры. В том числе и Александр Тиняков.

Упоминание о нем находим в дневниковой записи поэта Тараса Мачтета за 10 апреля 1921 года: «Третьего дня я в яркий солнечный день узрел умилительную довольно сцену. На перилах балкона восседал Малишевский, в качалке рядом Адалис покоится, а внизу со двора на них любовно глядит Тиняков, весь обросший волосами».

О литераторе Михаиле Малишевском можно прочитать в интернете[17]. А Аделина Адалис – последняя возлюбленная Валерия Брюсова, поэтесса, переводчица; ее колоритный портрет есть в очерке Марины Цветаевой «Герой труда».

В апреле 1921 года Рукавишникова командировали в Туркестан для организации местного Дворца искусств. Оттуда в мае он напишет стихотворное послание Тинякову о