Михаил Сперанский - Партизанскими тропами Страница 23

- Комсомольцы! Вперед! За Родину! - исступленно звал Платонов.

Стрельба на вражеской стороне как по команде прекратилась: видно, немцы решили, что мы их обошли и потому так смело идем в атаку по полю.

Партизаны с трех сторон приблизились к обороне фашистов, и те стали убегать через кустарник.

Несколько товарищей подхватили умирающего Алексея на руки и вынесли с поля боя.

- Вперед! Вперед! - неслось со всех сторон.

Первым бросился на вражеские позиции Леонид Баранов. Но, не добежав нескольких метров, он упал, раненный в живот. Я тут же приказал вытащить его с поля боя. Под градом пуль противника партизан Тимахович ползком добрался до раненого и под прикрытием наших автоматчиков вытащил его с поля боя.

Совсем еще молодой пулеметчик Володя Терешко долго строчил из пулемета, поддерживая партизан. Но враги обнаружили его пулеметную точку и прицельным выстрелом сразили его насмерть. Друзья Володи, забрав его пулемет, продолжали вести огонь. А партизан Михаил Синюкаев взвалил убитого на плечи и понес с поля боя.

Когда победа, можно сказать, была уже обеспечена, был убит Кодач. Мы бежали с ним в атаку в группе автоматчиков. Вдруг с чердака дома щелкнул винтовочный выстрел. Кодач остановился, схватился за грудь и стал опускаться на землю. Мы с Лепешкиным подхватили его на руки и оттащили за колхозный амбар.

- Ты ранен, Александр? - спросил Лепешкин.

Кодач открыл глаза, мутно посмотрел на нас и тихо произнес:

- Нет, убит.

И умер на наших руках.

Смерть нашего начальника штаба была тяжелым ударом.

После этой неожиданной битвы в нашей санчасти значительно увеличилось число раненых, среди них был Леонид Баранов, любимец партизан, весельчак.

Сразу же после боя я пришел в санчасть. Баранов лежал на широкой постели в деревенской хате. Он не шевелился, но что-то тихо шептал. Подойдя поближе, я увидел его смертельно бледное лицо и вздернутый заостренный нос. Веснушки еще ярче выделялись на его побелевшем лице. Я смотрел на этого отчаюгу, как его все называли в отряде, и сердце щемило. Неужели мы потеряли этого парня? Столько прошел, столько вынес и вдруг...

Уходя, я предупредил начальника санчасти Петровского, чтобы о состоянии этого партизана докладывали мне каждый час. Петровский был опытный врач и сердечный человек. За короткое время он создал санчасть и многим спас жизнь. Но случай с Барановым был особый...

А я все время думал: как быть с Барановым? Завтра везти его еще нельзя. А мы должны выступать. "Для нашего продвижения на прежние базы один день ничего не значит, а для него, - думал я о Леониде, - этот день может стать роковым". И я убедил своего командира завтра еще не выступать.

А когда мы через сутки снялись с места и после полудневного перехода остановились в знакомом нам селе Дулебы, разведчики стали приносить тревожные вести: в села, соседние с Кличевским районом, прибывают моторизованные гитлеровские части.

К вечеру стало ясно, что вокруг Кличевского района происходит концентрация немецких войск.

Из допросов пленных штаб 208-го отряда получил точные данные, что против партизанских отрядов, расположенных в Усакинских лесах, готовится крупная операция.

Мы, конечно, понимали, что стремительный рост боевой активности партизанских сил, распространение партизанского движения вширь, вытеснение оккупантов из целых районов заставят в конце концов немецкое командование принимать серьезные меры. Но не думали, что враг пойдет на нас такой грозной силой.

День мы простояли в Дулебах, потому что нашу колонну заметили с самолетов, которых в небе было больше обычного. А к вечеру наша разведка уже знала обстановку досконально.

Против нашего партизанского края готовила операцию 286-я гитлеровская охранная дивизия совместно с гарнизонами окрестных райцентров. В этом наступлении должны были участвовать также батальоны "Днепр" и "Березина", из "Восточного полка", которым командовал ярый фашист Каретти. Крупные населенные пункты Червень, Березина, Погост, Белыничи были заняты отдельными ротами этих батальонов. Юго-западный обвод партизанской зоны был блокирован подразделениями 203-й охранной дивизии. Вдоль шоссейной дороги Бобруйск Могилев и с востока вдоль реки Друть стояли части начальника СС и полиции фон Бах-Зелевского.

Всей этой операцией под кодовым названием "Адлер" ("Орел") руководил командующий войсками тылового района группы армий "Центр" генерал-лейтенант Шенкендорф. Пехоту поддерживать должны были танки, артиллерия, авиация. Намечалось, что в наступлении примут участие более пятидесяти тысяч солдат и офицеров.

Когда начальник разведки закончил свой доклад, Свистунов подошел ко мне и, хлопнув себя плеткой по голенищу, сказал:

- Из-за одного дня, комиссар, мы попали в мышеловку!

- Готовились немцы не день и не два. Так что и мы одним днем положение не спасли бы, - ответил я, направляясь с ним в штаб отряда полковника Ничипоровича, где было решено встретиться перед выступлением.

Командование партизанских отрядов уже сидело над картой. Когда мы вошли, Ничипорович сразу же сообщил, что его связист только что принес от Лены Колесовой радиограмму, полученную ею из Москвы. В этой радиограмме сообщалось, что ночью прибудет на площадку бывшего Кличевского аэродрома первый самолет с грузом.

- Всеми работами по подготовке площадки для приема самолета буду руководить я вместе с начальником штаба майором Яхонтовым, - сказал полковник. - Уже посланы две роты для расчистки посадочной площадки. К аэродрому подвезите тяжелораненых для отправки на Большую землю. По нескольку представителей от каждого отряда выделить для встречи самолета.

Вместе с Ливенцевым и Лепешкиным я верхом поскакал в Кличев. Там уже было все готово. Вокруг аэродрома расположилась охрана. Около костров дежурили сигнальщики.

Самолет ожидали в полночь, но партизаны еще до заката солнца бросали нетерпеливые взгляды на восток: а вдруг прилетит раньше? Мучительно медленно тянулось время. Все с нетерпением ждали встречи с советскими летчиками, которые впервые посещали нас. Даже говорили шепотом, словно боялись отпугнуть долгожданную железную птицу. Ночь была тихая, звездная. Партизаны смотрели на небо - каждому хотелось первому заметить самолет. А его все не было.

- Не случилось ли чего? - озабоченно проговорил Ничипорович.

Ему даже боялись ответить.

В полночь, когда тьма сгустилась, послышался далекий приглушенный рокот. Мы затаили дыхание. И лишь когда явно донеслось гудение самолета, Ничипорович торжественно и громко скомандовал:

- Зажечь костры!

И тут же попросил всех отойти подальше на всякий случай.