Пушкин в Михайловском - Аркадий Моисеевич Гордин Страница 22

но и необходимого дружеского общения, своего рода политическим клубом, а иногда и источником высоких патриотических чувств; на «чердаке» у «колкого Шаховского» – А. А. Шаховского – драматурга, поэта, руководителя русской труппы, среди первых актеров и драматических писателей; в казармах первого батальона Преображенского полка, у завзятого театрала, драматурга, поэта и притом члена «Союза благоденствия» полковника П. А. Катенина; на вечерах у Олениных, Карамзиных, Лавалей. Частым гостем был он на субботних собраниях у В. А. Жуковского, где его стихами восхищались и сам хозяин, и гости – К. Н. Батюшков, Н. И. Гнедич, И. А. Крылов… «Сверчок»-Пушкин стал деятельным членом дружеского кружка «Арзамас», объединившего многих лучших, передовых писателей – реформаторов отечественного литературного языка – и некоторых близких к литературным кругам людей; не менее деятельным членом негласного литературно-политического общества «Зеленая лампа», фактически «побочной управы» «Союза благоденствия», где и беспечно веселились, и горячо спорили, и вели вполне серьезные разговоры «насчет небесного царя, а иногда насчет земного».

Юный поэт охотно разделял компанию лихих гвардейских офицеров, сам подумывая пойти в гусары. Он понимал, что их шумные сходки – это и своего рода протест против официально-бюрократического аракчеевского порядка, скуки и однообразия светских гостиных,

Что ум высокий можно скрыть

Безумной шалости под легким покрывалом.

«К Каверину»

Один гусар был его близким другом – боевой офицер и оригинальный философ-вольнодумец Петр Яковлевич Чаадаев. С ним он проводил многие часы в увлекательных беседах. Ему посвятил такие удивительные, немыслимо смелые для того времени стихи:

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

Пушкин был постоянным собеседником и другого философа-вольнодумца, ученого-экономиста и тонкого политика, одного из руководителей «Союза благоденствия» Николая Ивановича Тургенева. Как и Чаадаев, Тургенев стал его политическим учителем. Предметами их бесед были пороки современного общества, пагубность самодержавного деспотизма и крепостнического рабства, назначение просвещенных, свободомыслящих людей в распространении среди сограждан новых понятий, в формировании нового общественного мнения. Для Пушкина эти беседы стали уроками высоких идеалов гражданского служения. На квартире Тургенева на Фонтанке, против Михайловского замка, он задумал и начал писать оду «Вольность».

Увы! куда ни брошу взор —

Везде бичи, везде железы,

Законов гибельный позор,

Неволи немощные слезы…

Неволя, на которую обречен народ, позорное крепостническое рабство имели в лице Николая Тургенева самого беспощадного врага. Уничтожение крепостничества – этого главного оплота самодержавной деспотии – было его заветной целью, достижению которой готов был посвятить всю жизнь. Как, какими средствами достичь этой цели – вот о чем чаще всего говорили собиравшиеся у Тургенева его друзья.

Зима 1818/19 года была вообще временем самого интенсивного обсуждения крестьянского вопроса, ставшего центральным в идейной жизни эпохи. Он был неотделим от общего стремления к политической свободе. Его обсуждали на тайных дружеских сходках и открыто в печати, стремились убедить в необходимости уничтожения рабства возможно большее число мыслящих людей, предпринимали даже некоторые практические шаги. Тургенев действовал особенно энергично и решительно. Он выпустил книгу «Теория налогов», составлял план политического журнала, где крестьянскому вопросу предназначалось центральное место, писал для представления в правительство записки – «Нечто о барщине» и «Нечто о крепостном состоянии в России». Среди членов собиравшегося у него кружка были Федор Глинка, Михаил Лунин, Иван Пущин, Сергей Трубецкой – виднейшие декабристы. И с ними – «лицейский Пушкин».

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал.

Читал свои Ноэли Пушкин.

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал.

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

Так описаны в десятой, сожженной, главе «Евгения Онегина» сходки молодых вольнодумцев 1810-х годов.

Не будучи членом тайных «Союзов», Пушкин тем не менее мог считать себя верным соратником этих людей. Его поэтическое слово было гениальным выражением дум и стремлений целого поколения первых русских революционеров. Недаром его послания, оды, эпиграммы, ноэли расходились во множестве списков, выполняли роль прокламаций, и, по словам декабриста И. Д. Якушкина, «не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть»[61].

Он стал поэтом-гражданином, политическим поэтом.

«Деревня»

Попав в деревню, двадцатилетний Пушкин – друг Чаадаева и Николая Тургенева, автор «Вольности», дерзких политических эпиграмм и ноэлей – смотрел на окружающее иными глазами, чем за два года до того. Тогда его взору представлялся «беспечный мир полей», его занимали «легкокрылые забавы». Теперь все виделось по-иному. Вокруг него почти ничто не изменилось, зато решительно изменился он сам. Он по-прежнему был «веселым юношей», но серьезные мысли, пришедшие на смену наивной беспечности, создали новый духовный мир, новое отношение к жизни.

В июле 1819 года в Михайловском Пушкин написал стихотворение «Деревня» – самое сильное в русской литературе после «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева обличение крепостнического варварства и страстный призыв к его уничтожению, выдающийся образец вольнолюбивой лирики молодого поэта и всей гражданской лирики декабристской эпохи. То, о чем шла речь на вечерних собраниях у Тургенева (о них Пушкин не забыл и постоянно упоминал в письмах друзьям из Михайловского), здесь приобрело особую реальность, облеклось в конкретную поэтическую форму.

Современники правомерно связывали создание «Деревни» с пребыванием Пушкина в Михайловском. Александр Иванович Тургенев, старший брат Николая Ивановича и давний друг семьи Пушкиных, сообщал брату Сергею в конце августа 1819 года: «Пушкин возвратился из деревни, которую описал»[62]. Тогда же в письме П. А. Вяземскому, восторженно отзываясь о «сильных и прелестных» стихах пушкинской «Деревни», находил в ней «преувеличения насчет псковского хамства» (под словом «хамство» имеется в виду крепостной произвол)[63].

Известно, что псковская деревня, где подавляющее большинство крестьян работало на барщине, отличалась особенной жестокостью крепостнического гнета. Ужасающая нищета, полное бесправие крестьян и безудержный произвол помещиков были явлением повсеместным. Конечно, в Михайловском знали и заинтересованно обсуждали положение дел в соседних и более дальних имениях Опочецкого, Новоржевского и других уездов.

Так, крепостные гвардии капитана Я. П. Бухвостова, владельца сельца Сафейска и других в Опочецком уезде (с ним доводилось иметь дело еще деду Пушкина Осипу Абрамовичу Ганнибалу), обратились к государю с жалобой, в которой писали, что дочери