Фишер. По следу зверя. Настоящая история серийного убийцы - Александр Рогоза Страница 21

Однако Алексей Мотылёв до сих пор уверен, что эту линию не доработали до конца, что был, был хороший шанс вычислить Фишера по той соли. По крайней мере, сузить зоны его поиска до минимума.

– В составе эта соль имела определенный компонент, который был уникален, – говорит криминалист. – Тогда у нас появился шанс найти партию, из которой она была взята. Опера стали мое поручение исполнять. Собирали соль в мешочки, делали бирочки, где и что было изъято, и передавали начальству. А начальник райотдела милиции сказал, что прокурорские дурью маются, не фига этим маразмом заниматься – «чем по котельным ползать, лучше идите убийцу ловите». Большинство мешочков с солью так и остались лежать мертвым грузом у него в кабинете на стульях.

– Могли вычислить конкретное место или большую партию?

– Допустим, партия. Она поступила туда, туда, туда и туда. Но это уже не весь район, не вся страна, а пять-шесть определенных объектов, – горячится Мотылёв.

Если это действительно так, сейчас мы можем только констатировать: после эпизода с солью маньяк Фишер убил еще четверых подростков. Жертвы, которых могло и не быть? А сейчас мы точно знаем, что в списках с образцами соли, которые были отправлены на экспертизу, не было предприятия, где работал серийник. Брали ли их? Может, все-таки брали, но они так и остались лежать где-то без пересылки экспертам, как считает криминалист? Большой вопрос.

Но это только наши размышления, задним умом. Да и история, как мы знаем, не имеет сослагательного наклонения.

Глава 19

Несвятые 90-е

Какой-то не очень умный человек придумал это словосочетание – «святые 1990-е». Мол, это было время (читать с придыханием) распрекрасного перелома, перехода к лучшему, когда после распада Союза одна шестая суши наконец-то получила шанс стать «настоящим демократическим государством» с личной свободой граждан, открытыми на все стороны света границами и бла-бла-бла. Этот человек либо сам не жил в 90-е, либо, наоборот, прекрасно все понимая, просто отсиделся у хорошей кормушки и плевать хотел, что на самом деле происходит там, внизу, на земле, где обитают обычные люди.

Вся государственная система рухнула за какие-то несколько месяцев. У нас теперь на прилавках была жвачка с цветными вкладышами, газировка в ярких алюминиевых баночках (а не в стекле, как в «совке») и шоколадки из заграничной рекламы, которая появилась в телевизоре. Зато крупные заводы, где работали десятки тысяч человек, вдруг оказались не нужны. Улицами правили банды, большие и маленькие. От любого бизнеса, даже самого крохотного вроде распродажи домашних книг с клеенки на обочине, нужно было отстегивать процент. Иначе хорошо если не поставят «на счетчик» или вообще не прибьют. Предприятия встали, зарплаты у всей страны ухнули вниз, а инфляция ускорилась.

Подарок ребенку на день рождения в виде гребаного батончика «Сникерс» (деньги могли собирать, откладывая по чуть-чуть два-три месяца!), который сейчас можно мимоходом купить на сдачу, вовсе не анекдот, а трагедия. В магазинах вроде бы появилось некое продуктовое изобилие, красивое и интересное, с иностранными буквами на этикетках. Это все тащили из соседних стран шустрые коммерсы. Вот только 90 % жителей тогдашней России все это было по карману лишь по великим праздникам.

В 1992-м мне было 12 лет. Семья – железнодорожники в нескольких поколениях, не маргиналы. И я на всю жизнь это запомнил: мой подростковый рацион иногда мог несколько дней подряд состоять из буханки «пустого» хлеба, который двумя руками можно было сжать до объема снежка, и кубика с сухим куриным бульоном. Последний делился ножом на две половинки. Одна была моим завтраком, другая – ужином. Иногда в этот соленый бульон с плавающими чешуйками непонятно чего бросался брикет самой дешевой китайской лапши. Вот так и жили. И ничего святого в этом бардаке не было.

Когда я начал собирать материал для книги про Фишера, я пытался себе представить то же время глазами следаков и (извините, товарищи, но здесь эмоции!) простых советских ментов, которые продолжали делать свою работу даже в это бездарнейшее из всех времен. На твоих глазах рушится огромная великая страна. Вместо нее наружу, ломая кости, вырывается какое-то мерзкое чудовище, как в фильме «Чужой», а эти не разбегаются, остаются на своих рубежах. И ищут посреди всеобщего хаоса тварь, убивающую детей.

– Это еще года с 1988-го началось. Пошла волна обнищания МВД. Даже бензина для дежурных машин не было, топливо «стреляли» кто где может, – вспоминает бывший оперативник Василий Глухов. – Многие ребята поувольнялись. Часть людей пошли в криминал, если уж начистоту говорить. А кто остался, кто работал – на чем они держались? Не знаю, как это объяснить. Энтузиазм. Долг. Выживали, экономя в семье на всем. Ребята, у которых машины были, в свободное время выезжали таксовать. Кто-то устраивался в охрану, чтобы хоть что-то еще заработать. У нас в отделении был сотрудник, который вне смен охранял круглосуточный коммерческий ларек на Минском шоссе. Очень порядочный был мужик, хороший. Охранять он заступал по ночам, причем в служебной форме – для эффекта, но без оружия. И вот однажды зашли туда двое бандюков: «Ах, ты еще и мент!» И зарезали. Короче, подрабатывали кто как мог, искали хлебные места.

Некоторым улыбалась удача.

– Один мой товарищ, опер из Звенигородского отдела Серега Дубов (тоже какое-то время работал по Фишеру, фамилия встречается в уголовном деле), смог рано уйти на пенсию, потому что ему зачли три года в Морфлоте, – продолжает Глухов. – Ему тогда предложили пойти в службу безопасности одного банка. Из-за денег ушел, конечно, но работал честно, бандитом не стал. Потом иногда приезжал: ребята, давайте я вам стол накрою!

Кто-то перебирался на более хлебные места, чтобы иметь возможность кормить семью. Но кто-то оставался верен присяге и не ушел с позиций, на которые его когда-то определили охранять закон и порядок. Почти как в детском рассказе Пантелеева «Честное слово». Старшие ребята во время игры поставили мальчика охранять «склад», взяв с него слово, что он не уйдет. А он так и стоял до ночи, не решаясь нарушить обещание. Ни в какую не соглашался уйти, как ни уговаривали его обалдевшие от такой крепости духа малыша взрослые…

– Люди просто делали свою работу, – дополняет криминалист Алексей Мотылёв. – Если я на этой должности и это мое дело, я должен продолжать, несмотря на происходящее в стране. Это все идет и идет, ты повлиять не можешь, а твоя задача – тут, поэтому будь любезен продолжать