Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин Страница 20

Третье отделение обязано было искоренять крамолу, бороться с казнокрадством и взяточничеством, ловить фальшивомонетчиков и особо опасных уголовных преступников, следить за иностранцами и надзирать за русской литературой. Круг интересов Третьего отделения оказался столь обширен потому, что это учреждение призвано было контролировать деятельность и всего государства в целом, и каждого подданного в отдельности. В делах Третьего отделения имелись сведения о мужике, распространявшем слух про будто бы объявившегося где-то атамана Метелкина и утверждавшем, что «Пугачев пугал господ, а Метелкин пометет их». Здесь же находилась характеристика министра внутренних дел графа А. А. Закревского, в которой говорилось: «Гр. Закревский деятелен и враг хищений, но он совершенно невежда».

Как справлялась со своими обязанностями тайная полиция? Паническая боязнь «вольномыслия», которая определяла политику Николая I, особенно наглядно проявлялась в деятельности его тайных агентов и жандармов. Казнокрадство и взяточничество процветали, несправедливость и неправосудие по-прежнему были отличительными чертами государственной системы, а Третье отделение искореняло «крамолу». В инструкциях, рассылавшихся высшим жандармским чинам, говорилось, что обязанностью Третьего отделения является «охрана благополучия и достоинства жителей империи». На деле же роль этого учреждения свелась к установлению над всеми подданными мелочной, унизительной опеки и слежки.

Убедительный пример – отношение к Пушкину. Известна переписка Бенкендорфа с Пушкиным. Она велась из года в год, из месяца в месяц. Началась она вскоре после того, как Николай вернул поэта из михайловской ссылки, «простил» его и препоручил заботам шефа жандармов. Что ни письмо Бенкендорфа – то выговор, угроза, грозный запрос, предупреждение.

Генерал Бенкендорф обращался с Пушкиным как с неисправным поручиком. Тон, разумеется, задавал сам царь.

Поэту приходилось давать объяснения Бенкендорфу, Третьему отделению по поводу отрывка из элегии «Андрей Шенье», ходившего в списках с заголовком «На 14 декабря», по поводу виньетки на обложке поэмы «Цыганы», где изображены были опрокинутая чаша, змея и кинжал, по поводу чтения в частных домах трагедии «Борис Годунов», еще не разрешенной к печати высочайшим цензором, и в других случаях. Под бдительным оком жандармов был не только сам поэт, но и каждое его поэтическое слово.

Принципы и методы управления государством, взаимоотношения личности и государства – эти вопросы неотступно занимали Пушкина-мыслителя. Работая над «Историей Петра I», он беспристрастно оценивал деятельность царя-преобразователя в управлении страной: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом». Наследники Петра усвоили, главным образом, его грубые приемы, утратив его государственную мудрость.

В «Дневнике» Пушкина за 1834 год есть такая характеристика императора Николая I, данная поэтом от третьего лица: «Кто-то сказал о государе: Il’y a beaucoup de praporchique en lui, et un peu du Pierre le Grand»[11]. В 1830-е годы го». В 1830-е годы городом Петра Великого правил прапорщик. И в великом городе царил дух казармы.

Глава шестая

«У суеверных алтарей»

Петербург был центром управления не только административными, но и «духовными» делами империи. Здесь находился Святейший правительствующий синод. Ему были подведомственны все российские епархии, настоятели и настоятельницы монастырей и все духовные чины, две синодальные конторы – московская и грузинско-имеретинская, духовные академии и семинарии. С начала 1830-х годов Синод занимал огромное здание на Сенатской площади рядом с Сенатом.

У Пушкина в материалах к «Истории Петра» есть запись: «По учреждении Синода духовенство поднесло Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда-то (по свидетельству современников – графа Бестужева и барона Черкасова) Петр, ударив себя в грудь и обнажив кортик, сказал: „Вот вам патриарх“».

Духовенство в России целиком подчинялось царю. Патриаршество было упразднено. Главою православной, греко-российской церкви являлся царь.

Председательствовал в Синоде санкт-петербургский митрополит, но членов этого учреждения (из духовных лиц) назначал царь. При Синоде имелась должность обер-прокурора, занимаемая светским лицом – «око государя и стряпчий по делам государственным». Обер-прокурор Синода обладал правами министра. Он объявлял Синоду распоряжения царя и докладывал царю о положении дел в Синоде. Он же осуществлял связь Синода со светскими правительственными учреждениями.

Такие широкие полномочия обер-прокурор Синода получил с начала царствования Александра I. Взойдя на престол, Александр захотел иметь в Синоде доверенное лицо. И, к всеобщему изумлению, назначил на эту должность своего любимца князя А. Н. Голицына – человека, щеголявшего в узком кругу вольномыслием и даже безбожием. Заняв должность обер-прокурора Синода, недавний богохульник разительно переменился – впал в набожность и даже в мистицизм на новомодный европейский манер. В предоставленном ему правительством доме на Фонтанке, против Летнего сада, Голицын устроил роскошную и мрачную домовую церковь.

В верхнем этаже дома Голицына жили друзья Пушкина – братья Александр Иванович и Николай Иванович Тургеневы (первый был директором Департамента духовных дел и иностранных исповеданий). И, приходя к ним, Пушкин слышал заунывное церковное пение, доносившееся из домовой церкви князя Голицына, видел знатных особ, приезжавших сюда молиться.

С 1817 года Голицын возглавлял Министерство духовных дел и народного просвещения.

Вся придворная атмосфера с середины 1810-х годов была пропитана мистицизмом и религиозной экзальтацией. Придворные дамы и царедворцы слушали заезжих проповедников, прорицателей, выискивали «святых людей». Тогда же с благословения Голицына, по примеру парижского и лондонского, появилось петербургское Библейское общество, ставившее своей целью изучение и распространение Библии. Оно помещалось в подаренном ему царем доме на Екатерининском канале. В Общество были приглашены представители всех христианских вероисповеданий, жившие в Петербурге. На его собраниях рядом с петербургским митрополитом Михаилом и ректором духовной академии Филаретом сидели лютеранские и англиканские проповедники, католический епископ Сестренцевич.

Ересь… Угроза истинной вере… Православное духовенство открыто роптало и стало объединяться для борьбы с Голицыным и новомодными мистиками. Во главе православной партии встал монах-изувер Фотий.

Пушкин клеймил в своих эпиграммах и Голицына, и Фотия. О последнем он писал:

Полу-фанатик, полу-плут;

Ему орудием духовным

Проклятье, меч, и крест, и кнут.

Пошли нам, Господи, греховным,

Поменьше пастырей таких, —

Полу-благих, полу-святых.

Задумав свалить Голицына, Фотий развил бурную деятельность. Он неусыпно следил за всеми действиями мистиков, читал их книги, делал выписки. Скупал и жег «масонские» издания, чтобы они не разошлись в публике. Подкупал слуг в тех домах, где устраивались собрания мистиков, чтобы из потаенного места все видеть и слышать.

Православная партия заручилась поддержкой всесильного Аракчеева и нового санкт-петербургского митрополита Серафима. В конце концов Голицыну пришлось подать в отставку.

Православная партия с такой же готовностью служила властям, как и мистики во главе с Голицыным. А целью Александра I было превратить церковь в