Моя полосатая жизнь: Рассказы оголтелой оптимистки - Нина Витальевна Зверева Страница 20

У нее не было детей, и она выбрала в дочери меня. Конечно, мама это чувствовала, ей было трудно. Не знаю, как бы я себя повела в подобной ситуации, поэтому не брошу камень.

Но и мне было трудно – скрывать любовь к тете Зине я тоже не могла! Я уже тогда понимала, насколько велик ее вклад в мою жизнь.

Мне лет шестнадцать, я приехала первый раз в Москву и спрашиваю:

– А что в Москве посмотреть?

– Знаешь, – отвечает она в стиле Фаины Раневской, – у всех в Москве один маршрут: ГУМ, ЦУМ, «Детский мир». Я надеюсь, что ты выберешь другое.

С той секунды я поняла, что я обязана выбрать другие маршруты, хотя мне жутко хотелось и в «Детский мир», и в ГУМ, и в ЦУМ. Но мы пошли в Третьяковскую галерею, где тетя Зина подвела меня к картине Серова, сказала: «Смотри, это моя самая любимая картина» – и начала рассказывать. Я слушала, стараясь глазами запомнить ее самую любимую картину во всех подробностях. Потом она остановилась у картины Петрова-Водкина и снова сказала: «Смотри, это моя самая любимая картина!» На десятой картине я просто взвыла:

– Тетя Зина, так не бывает!

– Бывает, – возразила она. – Просто в этом музее каждая картина – моя самая любимая. Но если ты устала, мы придем в следующий раз.

Мы ходили туда часто, я полюбила живопись и даже начала в ней что-то понимать. У тети Зины и дома были подлинные картины Врубеля и еще какого-то знаменитого художника. Лишь эти картины она заворачивала и отдавала на хранение брату, когда ее мамы не стало, а она уезжала в отпуск. Все остальное в доме ее мало интересовало.

Но, на мой взгляд, в доме тети Зины было еще кое-что совершенно особенное. Сервиз ажурного фарфора, в котором меня восхищала каждая деталь. Тетя Зина тоже его очень любила, но никогда им не пользовалась. Он стоял в шкафчике рядом с кроватью, для красоты, это был своеобразный сервиз-картина. А на шкафах стояли китайские и японские вазы, прозрачные, необыкновенной формы и красоты.

Потом мы приезжали к тете Зине с Вовой, уже женихом, выбирали в комиссионке Вове костюм, а мне платье, а затем она пригласила нас в ресторан. Еда была очень вкусной, а цены высокими. Но тетя Зина скомандовала:

– Не смотрите на цену, заказывайте то, что вам хочется.

С тех пор я часто делаю так же. И до сих пор помню тот счет – 13 рублей.

Встречала она меня каждый раз новым анекдотом. Любимый был про английскую королеву. Если вы не знаете, я вам расскажу. И постараюсь рассказать так, как рассказывала тетя Зина.

«Английская королева в гневе. Вызывает первого милорда и говорит:

– Мой милорд, вчера за партией в вист вы сказали, что нет такой женщины, которую нельзя купить за деньги!

– Да, миледи.

– Как же так получается? За деньги можно купить и меня? Королеву Англии?

– Да, миледи.

– И сколько же я, по-вашему, стою, милорд?

– Ну… пять миллионов фунтов стерлингов.

– Что? Я? Королева Англии? Так мало?!

– Вот вы уже и торгуетесь…»

Все ее анекдоты я запоминала, понимала, как они украшают общение.

Главным человеком в ее жизни был Александр Зиновьевич. Когда они познакомились, он был студентом, а она школьницей. «Некрасивкой», как она сама себя называла. И в чем-то была права. Были проблемы с волосами, они были тонкие и какие-то тускловатые, но главное – у нее было два ряда зубов. На нижней челюсти почему-то не выпали молочные зубы, новые выросли, а стоматология тогда не могла решить эту проблему. Она сделала это много позже, когда ей было уже за 60 – и была невероятно счастлива.

А Александр Зиновьевич вернулся раненым с войны, ранение не давало ему возможности строить семью и иметь детей. Гордый, образованный, красивый, он работал директором музея им. Пушкина в Москве и состоял в Ассоциации директоров музеев мира – единственный во всем Советском Союзе. Они с Зиной не стали семьей, остались друзьями, при этом они безумно ревновали друг друга. И она к каким-то женщинам, которые были рядом с ним, и он к мужчинам около Зины.

Они жили далеко друг от друга, семь остановок метро с пересадками. Тетя Зина варила свой невкусный борщ (она не умела готовить), везла Александру Зиновьевичу, когда он болел. Он страдал, что борщ невкусный, но все равно съедал, она приезжала домой тоже вся в страданиях.

Их мамы мечтали, что они поженятся, перезваниваясь из почти одинаковых двухкомнатных квартир, где их дети за ними ухаживали. Матери умерли одна за другой, но взрослым детям уже не хотелось жить вместе. Она ухаживала за ним, когда он болел, и была рядом, когда он уходил.

Некоторые ее поступки на меня сильно повлияли. Однажды я приехала в Москву всего на один день. Я писала диплом, мне очень нужна была Ленинская библиотека и мне было очень некогда. В другое время, когда я приезжала, всегда помогала по хозяйству – сдавала в ремонт ботинки, относила в прачечную белье, мыла посуду. И тут пыталась успеть, но она:

– Все брось. Тебе надо ехать на бульдозерную выставку на ВДНХ.

И вот я оказалась на ВДНХ в огромной очереди, где все мечтали посмотреть картины тех художников, которых разогнали бульдозером на исходе оттепели. Я никогда их не забуду, они прямо перед глазами – это и «Тайная вечеря», и ослик в виде России, там много чего было – картин и людей, ныне знаменитых.

И второй ее поступок, почти что подвиг. Это были те годы, когда академика Сахарова отправили в город Горький. Мой папа, физик и научный работник, осуждал Сахарова, говорил, что не надо ученым лезть в политику. И несмотря на то что Андрей Дмитриевич должен был приходить работать в ИПФАН (Институт прикладной физики Академии наук), его там не видели. Ведь он прекрасно понимал, что многие в ИПФАНе настроены к нему не очень. Я тоже была согласна с папой – и правда, зачем физику лезть в политику?

Тетя Зина посмотрела на меня, взяла мое лицо в свои ладони и сказала:

– Постарайся не говорить нигде, потому что это просто опасно, но запомни: Сахаров – великий человек. Идти против системы очень страшно. Он мог этого не делать. Ты обязательно это оценишь, у тебя хватит сил, мудрости и, надеюсь, времени.

Я запомнила эту фразу навсегда.

Она дружила с моими детьми, особенно с Катей, которую она оценила раньше всех. Я была беременна Петей, осталась дома, а Вова поехал в Москву с Катей и Нелей. И тетя Зина сказала мне по телефону:

– Ниночек, пятилетний ребенок – для меня это трудно. У меня картины, вазы, поэтому давай ненадолго, без ночевки.

Но надо знать нашу Катю. И поэтому я совершенно не удивилась, когда тетя Зина позвонила мне вечером:

– Я у нее буду учиться! Это не ребенок! Она знает, как, что и кому сделать, чтобы всем было жить лучше. Я ничего подобного не видела!

Как они подружились! А с Нелей они говорили о важном и об искусстве – Неля очень образованная.

Мы с тетей Зиной на моем 50-летии. Ей на тот момент было 82 года, и ее приезд стал для меня подарком

Потом тетя Зина заболела тяжело, у нее был рак. Говорила, что старые люди легко его переносят, он просто не развивается. Но он развился.

А у меня как