Дневник, 1917-1921 - Владимир Галактионович Короленко Страница 2

Америка разорвала дипломат‹ические› сношения с Германией.

26 янв‹аря›

К украинству:

Из письма священнику Симоновичу на его простодушный вопрос, почему я не пишу об укр‹аинском› народе: «Вы, Гарин14, другой, третий, будете с удовольствием описывать Керженец, чалдонов, японцев, корейцев, — кого угодно, только не малороссов…»

«Вы спрашиваете, почему я мало писал из жизни Украины? Моя жизнь сложилась так, что в тот период, когда определяются литерат‹урные› склонности и накопляются самые глубокие и сознательные впечатления, — я находился далеко от Украины: в сев‹еро›-вост‹очной› России и далекой Сибири15. С тем народом я жил, там проехал и прошел тысячи верст по русским и сибирским трактам и бесконечным рекам, с теми людьми работал в полях и лесах. Понятно, что Украина осталась для меня в виде воспоминаний детства и прошлого, почему и в моих произведениях отразилась лишь такими рассказами, как „Лес шумит“ или „Судный день“, а Россия и жизнь ее народа вошли в воображение как настоящее, как часть моей собственной жизни.

Это о работе художественной. Что касается публицистики, то на Ваш вопрос я ответил раньше, чем он был задан» (ссылка на «Р‹усские› зап‹иски›», «Р‹усские› вед‹омости›» и «Укр‹аинскую› жизнь»)16.

3 февраля

Амфитеатрова17 высылают (военные власти) из Петербурга. Место назначения выберет комиссия при минист‹ерстве› вн‹утренних› дел.

Итак, Протопопов, организовавший «прекрасное газетное предприятие», высылает фактического редактора этого предприятия. Известие явилось несколько дней назад, а теперь (дня 2) появилось и объяснение: в 22 No «Русской воли» (от 22 февр.) появился фельетон Амфитеатрова «Этюды», представляющий довольно безвкусный набор громких слов… «У старых езопов разгорелись давним негодованием, алой грозой охваченные хохочущие очи. Лавы, озера, потоки, а результатов еще — ау! Куцая целесообразность изничтожает „яд“… едва щадя его носителей, если совесть общественная зазрит, да атаманы велят: „ахни!“»

Если прочитать только первые буквы, то весь фельетон дает криптограф: «Решительно ни о чем писать нельзя»… И т. д. Автор жалуется на цензуру, которая все вычеркивает. А о Протопопове сказано (в приведенном выше отрывке): «…такого усердного холопа реакция еще не создавала»… «его власть — провокация революционного урагана».

Странный школьнический прием со стороны старого и опытного писателя. Все это говорится и без криптограмм, и для всех, кто читает передовые газеты, — это общее место.

14 февр‹аля›

Много разных событий, из которых каждое в другое время (при разоблачении, конечно) было бы огромным скандалом, а теперь проходит как совершенно привычные «скандальчики». Бесстыдник Раев, об‹ер›-пр‹окурор› св‹ятейшего› синода, распоясался в синоде по-домашнему и официально выступил по бракоразв‹одному› делу своего приятеля проф. Безроднова и его любовницы (против жены) в качестве одновременно и свидетеля, и докладчика, и обер-прокурора. В три дня без ее ведома жену «оставили» и выдали паспорт с отметкой о прелюбодеянии. Нашлась в придворных кругах какая-то белая ворона ген‹ерал›а Мамонтова18 (у приема прошений, на высоч‹айшее› имя подаваемых), который дал ход прошению жены и не согласился затушить дело. Скандал вышел громкий, а оправдание старого пройдохи еще скандальнее. Основываясь на «регламенте», он без околичностей заявляет, что Мамонтов не имел права давать ход жалобе оскорбленной жены без его, старого бесстыдника, согласия! Оно, конечно, до сих пор так и делалось, и оттого-то и развелось столько бесстыдства и наглости, оттого на глазах у всей России бесстыдничали и любимчики Сухомлиновы19.

Из письма к С. Д. ‹Протопопову›20. «У меня ощущение такое, будто не одна Россия, но и вся Европа летит кверху тормашками. Вы инженер по профессии и знаете из механики, что бывает, когда внезапно останавливается привычная инерция движения. Все загорается. А тут, шутка ли — вся Европа сошла с рельсов и летит под откос. И нет признаков, чтобы машинисты сознавали это».

23 февр‹аля›

Закончился процесс Манасевича-Мануйлова21. Темный делец, сыщик в рокамболевском стиле, о котором итал‹ьянские› газеты рассказывают удивительные и мрачные истории с сыском и политическими убийствами (он был командирован с особыми поручениями по сыску в Италию), похожие на роман, а русские — давно разоблачали грязные шантажные проделки; в посл‹еднее› время — правая рука первого министра Штюрмера. Долго его не могли предать суду: то назначали суд, то снимали самым скандальным образом, скандализуя «самодержавие», п‹отому› что эта игра велась под прикрытием «высоч‹айших› повелений». Наконец предали и осудили, причем даже прокурор говорил, что «приподнята только часть завесы — только угол ее… Много лиц, много тайных пружин остались для нас скрытыми. Это дело только одно звено позорной цепи» («Р‹усские› вед‹омости›», 19 февр., 1917, № 52). И тот же прокурор отметил близость этого давно ведомого шантажиста к Штюрмеру. Он заявил прямо: Мануйлов действовал в комиссии ген‹ерала› Батюшина по пору‹чению› Б. В. Штюрмера.

Нет теперь в России человека, на которого бы обрушилась такая подавляющая глыба позора, как этот недавний первый министр. В разговоре с сотрудниками «Петр‹оградской› газеты» — бедняга запросил пощады. Дайте, дескать, отдохнуть и одуматься. Да, эти люди в надежде на самодержавие шли старыми путями, не замечая, что если самодержавие еще может защитить их от суда и ответственности, то уже бессильно защитить от позора. Они очутились в положении того толстовского (Алексей Толстой) генерала, который на пар‹адном› приеме очутился без штанов. Они очутились в таком виде на открытом месте, где их видит вся страна. И никто, никто не может прикрыть их наготу…[1]

Генерал Батюшин тоже сильно скомпрометирован этим делом. Он получил особые полномочия по надзору за банками, и оказалось, что в руках этого военного генерала, представителя специфически сильной власти, — комиссия стала очагом шантажа. Мануйлов действовал в согласии с каким-то пом‹ощником› прис‹яжного› пов‹еренного› Логвинским (кажется, брат военного члена комиссии), у которого в связи с делом Мануйлова произведен обыск, и он «освобожден от обязанности члена комиссии». Оказывается, что этот «член ком‹иссии› по особому надзору за банками» недавно приобрел в Москве дом за 300 т‹ысяч›. Другой член той же комиссии, полк‹овник› Резанов… назначен во Владивосток. Говорят, что все дела, возбужденные комиссией ген‹ерала› Батюшина, передаются для дальнейшего расслед‹ования› гражданским властям[2].

26 февр‹аля›

В Петрограде числа с 23-го — беспорядки. Об этом говорят в Думе, но в газетах подробностей нет. Дело идет очевидно на почве голодания; хвосты у булочных и полный беспорядок в продовольствии столицы.

1 марта