Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов Страница 19

«Книжную справу» возглавил Арсений Грек – экспат, хранитель патриаршей библиотеки, весьма примечательная личность; по кастовой принадлежности – типичнейший жрец, учёный, охотник за истиной, за формулами; лишённый, очевидно, всякой совести, побывавший в разных странах, трижды менявший веру, принявший однажды ислам, плут и проходимец; однако – большой мастер в своём деле: мудрец, звездочёт и даже колдун, волхв, то есть – занимался в том числе и магией. Ему было поручено переводить греческие книги.

Арсений Грек был чрезвычайно умён – и быстро разгадал в Никоне властолюбца, нашёл к нему подход; вместе они составили типичную пару: тиран и льстец.

После возведения на патриаршество (23–25 июля 1652 года) Никон немедленно позабыл о товарищах по «кружку ревнителей благочестия», окружил себя роскошью, службы проводил с небывалой пышностью.

Поскольку истинный царь должен пребывать на сияющей вершине и быть недоступным для простолюдинов, Никон воспретил пускать бывших единомышленников в свои покои.

Аввакум, кстати, никогда не был близок к Никону: видел его воочию считаные разы, а беседы с ним имел, наверное, ещё реже. Во время последней такой «беседы» (уже после ареста) Никон лично избивал Аввакума; есть такое свидетельство.

Чтобы придать задуманной реформе солидный статус, Никон разослал по городам и монастырям доверенных людей с приказом собрать старые церковные книги и доставить в Москву для изучения. Но работа по сличению разнообразных текстов, привезённых в том числе из греческих обителей, заняла бы многие годы. А Никону, как любому авторитарному лидеру, нужен был быстрый результат. Старые книги никто и не думал сличать. Всё устроили гораздо проще: за основу новых, исправленных книг взяли греческие, отпечатанные в итальянских и французских типографиях.

Греческие христиане тогда своих типографий не имели, книги заказывали в католической Европе – а там их понемногу редактировали, искажали смысл, появлялись ошибки, опечатки, иногда несущественные, но бывали и принципиальные редактуры догматического характера.

Сам Аввакум, горько насмехаясь над Никоном, приводит его фразу (вымышленную), якобы сказанную Арсению Греку: «Печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не по-старому!».

«Ревнители благочестия», в том числе и Аввакум, оказались потрясены профанацией реформы. Они, идеалисты и серьёзные мыслители, полагали, что сличение текстов займёт годы и годы упорной кропотливой работы, они мечтали, что каждая запятая будет проверена и обсуждена. Никон же превратил этот процесс в фикцию. Ему была нужна не реформа как таковая, а слава и почёт великого реформатора.

Никон, говоря современным языком, всех «кинул», реформу – «слил». Речь идёт о масштабном предательстве. И самый страшный результат этого предательства – падение авторитета церкви. Она, представлявшаяся людям монолитной, единой, незыблемой во веки веков, вдруг зашаталась. Святые отцы в незапятнанных ризах предстали спорщиками, скандалистами, интриганами.

4

Прошёл первый год реформы. На следующее лето, 4 августа 1653 года, протопоп Иоанн Неронов, друг Аввакума и отчасти его благодетель, был обвинён в неподчинении патриарху и арестован; его избили, посадили на цепь, расстригли и сослали в дальний монастырь, в Вологду.

Аввакум, в числе других, подал царю челобитную в защиту своего единомышленника и товарища, и самонадеянно решил, что теперь он будет отправлять службу в Казанском соборе вместо Неронова. Но там были и другие попы, предложившие Аввакуму служить по очереди. Недолго думая, Аввакум отправился в дом Неронова и устроил богослужение в сенном сарае («сушиле»). Туда же последовали за ним около сотни прихожан.

Там Аввакум и был арестован.

С этого дня, с 13 августа 1653 года, и следует, наверное, отсчитывать его крестный мученический путь, растянувшийся на 29 лет и десятки тысяч километров.

Как заведено, его начали избивать прямо в момент задержания, на глазах у людей: чтобы все видели, какая участь ожидает врагов веры и порядка. Потом били регулярно, несколько раз перевозили с места на место, в телеге, закованного в цепи.

Участь преступника решили довольно скоро. 15 сентября собирались расстричь, но за Аввакума вдруг попросил сам царь, пожелавший проявить милосердие, и расстрижение отменили.

17 сентября 1653 года Аввакум был сослан вместе с семьёй в Тобольск.

Мне кажется важным, что Аввакум в течение всей своей долгой жизни пробыл в Москве всего-навсего два года, с большими перерывами. Год и четыре месяца – перед первой ссылкой в Тобольск. Три месяца – перед второй ссылкой в Мезень. Четыре месяца – под арестом, перед третьей ссылкой в Пустозёрск.

Его приблизили, подняли на верхние этажи, пригляделись, – да и вышвырнули.

Точно так же поступил когда-то боярин Шереметьев: сначала позвал Аввакума на свой корабль, а потом приказал кинуть гостя в реку.

Всего в тот год в результате никоновской «чистки» лишились своего места, были расстрижены и сосланы больше десятка высокопоставленных священников, вся верхушка оппозиции. Все, кто открыто критиковал реформы и лично Никона.

Иоанн Неронов между тем оказался не лыком шит: из ссылки вскоре сбежал, обошёл несколько монастырей, включая Соловецкий, отыскал множество противников реформ, кружным путём через несколько лет вернулся в Москву – и жил там нелегально; однако был схвачен, доставлен к Никону, и… перешёл на его сторону.

Что и как там было меж ними – мы не знаем.

Ни Никон, ни Неронов не оставили после себя Книгу. А Аввакум – оставил. Ещё одно доказательство известной истины: в Истории остаётся только то, что записано.

Мало быть автором протестных прокламаций и челобитных. Мало проповедовать в узком или широком кругу. Нужно оставить Завет, буквами на бумаге. Нужно вести хронику, записывать всё, что с тобой происходит. Ни для науки, ни для памяти общества нет ничего ценнее личного свидетельства. Кровь истории течёт не только по камням святилищ, но и по бумаге, хранящей речь очевидца.

Дневник – это Завет, который ты, молодой, оставляешь себе, старому, а потом – своим детям и внукам; ценность его становится очевидной не сразу, а только по прошествии десятилетий. Но, делая записи в дневнике, о ценности их думать не следует; это неразумно. Личная хроника нужна прежде всего её автору: она помогает в самодисциплине. Это информация, которая может и не быть никогда обнародована.

Что же до Аввакума, то он, помимо главной своей Книги, написал ещё и сотни писем, в том числе несколько челобитных царю и царице, а также десятки прокламаций, и даже с карикатурами, за что, собственно, и был приговорён к огненной смерти; но это случится ещё нескоро.

Конец первой части.

Часть вторая

Поход по Сибири и Забайкалькому краю

1. Ссылка

В России ссылка неугодных и преступников была в первую очередь способом экономического развития, и только потом – мерой