Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин Страница 19

Возможно, столь нетрадиционное увлечение безукоризненного мужика сигнализирует в первую очередь о глубинной полемике с отцом и одновременно о внутренней солидарности с матерью, у которой как раз и научился «второму ремеслу». Вести себя наперекор авторитетным, программирующим ожиданиям – не всегда признак сильной личности и зрелого ума, однако в случае Владислава Дворжецкого все, похоже, обстоит именно так.

Опыт независимого существования накапливался по мелочам. Со временем это впечаталось в жест и взгляд, после чего артист – мастер утонченной, но убедительной внешней формы, а вместе с тем медиум, наш проводник в зазеркалье – наделил ими всех своих экранных героев. Его отец был заядлым кинолюбителем, оставил после себя большой фонд 16-миллиметровых пленок, где во всех подробностях запечатлен семейный быт: он сам, жена Рива Левите, их сын, знаменитый в будущем артист Евгений Дворжецкий. Владислав там тоже есть – иногда подыгрывает родителю. Тезис последнего – «Кино – это вообще ерунда» – остроумно воплощен в узкопленочном междусобойчике. Владислав Вацлавович, однако, выиграл спор о природе творчества и возможностях разных видов искусства: ролей – немного, активной работы в большом кино – всего-то восемь-девять лет, но легенда жива, а образ человека глубокого и всеобъемлющего – в нашей коллективной памяти.

Товарищ Шурик

Александр Демьяненко

Александр Сергеевич Демьяненко (1937–1999)

Он знаком практически каждому соотечественнику под экранным именем Шурик. Налицо тот случай, когда персонаж масскульта настолько основательно придуман и выполнен, что закономерно становится фольклорным, та ситуация, когда культура для широких масс лишь притворяется легкомысленной.

В довоенный период государство окультуривало гигантские социальные пласты, которые, кто бы что ни говорил, действительно дали невиданные доселе всходы, включая закрепленные конституцией права с возможностями. Взамен от народа требовалась дисциплина плюс известные физические и волевые усилия. Страна налаживала самоорганизацию, хозяйствовала, готовилась воевать.

Тракторист Клим Ярко и красный командир Василий Иванович Чапаев – из простонародья, психически и морально устойчивые, психологически прозрачные. Их задачи трудны, но всем понятны. Это люди большого полета, цельные и сильные. Великая Отечественная стала для таких временем героической реализации.

Победа обеспечила Советскому Союзу предельно высокий геополитический статус и открыла новые перспективы. Теперь этот повзрослевший колосс замышлял и осуществлял на практике один технологический прорыв за другим. Атомная энергетика, военная и мирная, грандиозное строительство производственных объектов и жилья, очевидный гуманитарный скачок, выразивший себя как в росте образовательного уровня, так и в богатстве художественной образности – все это актуализировало нового социального героя.

В 50-е молодежи еще предлагаются в качестве ориентиров обаятельные, целеустремленные, но, в общем, далекие от высших материй солдаты Иван Бровкин и Максим Перепелица, однако 60-е с их культовой антитезой «физики – лирики» потребовали уже всесторонне подкованного студента, очкарика. Шурик – это гениальный по точности ответ Леонида Гайдая, его товарищей-сценаристов Якова Костюковского и Мориса Слободского на запрос шагнувшей далеко вперед в своем цивилизационном развитии социальной общности.

«Учись, студент!» – навязывает Шурику образец циничного поведения антигерой нового типа, бывалый хулиган и тунеядец из «Операции «Ы». Теперь, когда страна превратилась в сверхдержаву и не страшится диверсантов, шпионов и прочих внешних супостатов, пришла пора ей обратить взор на себя. Совершенно иной враг явил себя во всей своей крайне неприглядной полноте. Точнее, это наш прежний (философы, вероятно, назвали бы «ветхий») человек, но в ситуации, когда актуализировались иные поведенческие стандарты, выглядит он совсем неприлично. Ему, представьте, тоже свойственны психологическая устойчивость и психическая прозрачность, но эти свойства никого в большом советском зрительном зале не радуют.

«Давай, бухти мне, как космические корабли бороздят Большой театр, а я посплю», – насмехается во многом типичный, весьма довольный социальными гарантиями простак, категорически не желающий духовно и нравственно развиваться. И Шурик вступает в бой – с косностью, агрессией, архаичной манерой поведения. Он – и материализовавшийся символ, и особо значимый маркер, и, если угодно, инструмент гуманитарно-научного анализа и синтеза.

«А, влип, очкарик! Ну, студент, готовься, скоро на тебя наденут деревянный макинтош!»… Далее главный герой воплощает идею стоицизма. Демьяненко с предельной точностью играет его терпеливую решимость выполнять свою цивилизационную миссию несмотря ни на что. «Делай, что должно, и будь, что будет» – этот девиз словно впечатан в психофизику артиста.

У него активное, собранное тело, сосредоточенное выражение лица и удивительно красивый голос – плотный, густой, выразительный, как бы заземляющий персонажа, обеспечивая ему метафизическую неуязвимость. Образ держится в основном на этом парадоксальном сочетании: внешность и манеры Иванушки-дурачка, голос, интонации – зрелого, ответственного, мудрого мужчины.

Надо полагать, в национальной мифопоэтике Шурик занимает законное место рядом с Василием Ивановичем Чапаевым. Не суть важно, что один зовется по имени-отчеству, осознает свою исходную простоту, порой намеренно важничает и эпизодически нервничает, задирая при этом голос до самого верха, а другого кличут уменьшительно-ласкательно, у него устоявшаяся система ценностей, стабильно крепкая психика и надежный голос-якорь. Про одного существует миллион первоклассных анекдотов, а второму в этом смысле предъявить нечего. Принципиально то, что Шурик совсем не боится быть смешным, ответственность для него важнее позы и хороших манер. Каждый в сей случайно подобранной паре предельно индивидуален и при этом органически связан с тем, что мы именуем «народом». Основная характеристическая, базовая категория и того, и другого – чувство долга.

Еще одно важное умение Шурика, уже намеченное сценаристами, но невероятно трудно поддающееся исполнению, – доведенная до гротеска сосредоточенность. В новелле «Наваждение» из «Операции «Ы», где он, настроившись на зубрежку, не замечает красивой девушки и совместного путешествия в ее квартиру, задана его ключевая личностная черта: не разбрасываться, не терять времени на случайные, пускай даже соблазнительные приключения, делать дело невзирая ни на что.

Демьяненко – не просто талантливый комик. Он смог упаковать в жанровую форму высокое и серьезное содержание. Недаром же супруга Гайдая Нина Гребешкова специально заметила: «Очень исполнительный актер!» Вспоминала, как старался тот в точности следовать всем указаниям постановщика. Выходит, полное совпадение персонажа и человека обеспечило кинообразу, не побоимся громкого слова, бессмертие.

Позднее Александр Сергеевич экранным Шуриком тяготился. Тотальная узнаваемость привела к тому, что диапазон амплуа сузился и серьезные потенциальные роли прошли мимо. Хотя случались и неожиданные выходы за пределы, казалось бы, раз и навсегда обозначенного круга. Скажем, выразительный образ замдиректора фотокомбината Валерия из фильма Наума Бирмана «Учитель пения» – работа высокопрофессиональная, даже изысканная.

Демьяненко играет больше, нежели частного человека, воплощает народившийся общественный тип:

– Пойду я далеко.

– В каком направлении?

– В международном.

Вновь гениально доделывает голосом то, что в эпизодической роли не прописано: «Живете тесновато, а связи у